Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 110
Она и не заметила, как закончился ужин. Да, теперь бы еще поспать… Стражей Машиных тоже разморило: Жако с надрывом и оханьем раздирал челюсти зевотою; Вайян осоловело вздыхал, глядя в огонь остекленевшим взором, вдруг, встряхнувшись, он вскочил:
– Ну что ж! Ночь – так ночь, спать надо. Оставим вас здесь, в тепле, сударыня, а сами уж как-нибудь.
Изумленная Маша не нашлась даже поблагодарить.
Жако подложил дров в камин, а потом оба направились к двери. Уже взявшись за ручку, Вайян обернулся.
– Мы вас, конечно, запрем, а понадобится что – кричите, стучите. Только окон не отворяйте – попусту холоду напустите!
И, разразившись дружным хохотом, Машины похитители ушли, после чего послышался такой устрашающий грохот засова, опускаемого в петли, что ясно стало: выйти через эту дверь невозможно.
Нечего и говорить – Маша тотчас кинулась к окну. Распахнула створку, высунулась, с наслаждением подставив лицо хлещущим струям дождя, но тут же оживление ее погасло: перед собою она увидела только черное, сплошь затянутое тучами небо: замок возвышался на скале, над обрывом. Далеко-далеко внизу шумно бежала по камням река, но всюду, сколько могла видеть Маша, была только черная бездна. Невозможно, немыслимо спуститься по голой каменной стене, особенно в такой дождь! И она печально затворила окно, вздрагивая от ледяной сырости. Вот над чем ржали Вайян и Жако – мол, попусту холоду напустите! Тоже мне, beaux esprits![49]
Маша сердито скорчила рожу двери, а потом села на дырявый, грязный ковер, поближе к огню.
Какое счастье это тепло! От платья, отсыревшего в подземелье и успевшего немного промокнуть у окна, курился парок. Огонь бился, мелькал – ровно-желтый, как расплавленное золото; пламень причудливо обтекал черные корявые поленья, пряно пахло смолкой.
Маша сонно смотрела на огонь, завороженная теплом, мельканьем света…
Ах, как хочется спать!.. Надо, надо поспать, набраться сил, коли делать больше нечего. Нет, она еще не обследовала комнату. А вдруг сыскалась бы малая щелочка сбежать или хоть какое-то оружие? Но подняться не было сил. «Я посплю только одну минуточку! – извинилась она перед собою мысленно, улыбаясь от счастья, что сейчас уснет. – А потом все посмотрю. А еще здесь такие тяжелые стулья, что можно притаиться у двери и, когда кто-то придет, ударить по голове, а потом…»
Маша уснула.
12. Charme maudit[50]
Она пробудилась оттого, что болело горло: першило, жгло. Откашлялась раз, другой – и уже не могла остановиться, так и зашлась сухим, мелким кхеканьем.
Сон еще не совсем ее оставил, однако же Маша поняла, что терзает ее какой-то острый запах – и почти тотчас почувствовала онемение в ногах и сильнейшее сердцебиение.
«Я угорела!» – мелькнула мысль. С трудом подняв голову, Маша глянула в камин, однако зловещих синих огоньков, рождающих смертельный угар, не увидела: пламень был по-прежнему ровный, разве что удивительно желтый, прозрачный, будто кипящий мед.
Вдруг голова так закружилась, что Маша вцепилась в ковер, пытаясь удержаться: почудилось, что она летит, летит куда-то с невероятной скоростью!
В голове помутилось, пот обильно оросил чело. И этот запах – он становился все резче, он перехватывал горло и заставлял сердце трепыхаться в приступах боли. Все дело, конечно, было в запахе! Маша вдруг осознала, что задыхается, что еще вдох – и она погрузится в сон, из которого уже не будет возврата к яви.
«Окно… открыть окно!»
Уже почти сверхъестественным усилием она приподнялась – и вдруг почувствовала такую легкость во всем теле, что могла бы, кажется, воспарить над полом. Кашель враз унялся, но сердце колотилось бешено и кружилась голова. Пытаясь сообразить, в какой стороне в этой беспрерывно крутящейся комнате находится окно, Маша огляделась. Взгляд ее снова упал на камин… и она замерла, не в силах оторвать глаз от огня.
Пламень, минуту назад сияющий, светлый, вдруг почернел и съежился. Обугленные поленья торчали из этой черноты, словно коряжины из болота. На них даже проглядывала белая плесень болотных мхов. И зеленая ряска кое-где затягивала черные провалы чарусы… Долгоногий водомер невесомо скользил по опасной глади; да юркая змейка вилась вокруг едва заметной черной кочки, пытаясь вползти на нее, но то и дело оскальзываясь в воду. Однако тотчас Маша заметила, что кочка растет, приподнимается! Змейка легко вползла на нее и свилась в клубок, холодно проблеснув своим тугим, гладким, черно-зеленым телом.
Лунная, леденящая душу ночь властвовала над болотом, однако в сиянии бледного светила Маша отчетливо видела каждое шевеленье воды, каждую травинку и моховинку, а потому она смогла различить, как со всех концов болота змеи и лягушки ринулись к поднимающейся из воды кочке.
Кочка поднималась медленно, так медленно, что многочисленным гадам на ней уже не было места: они кусали друг друга, сражаясь за место, падали в воду, однако ни их шипенья, ни плеска воды, ни чавканья болотных пузырей Маша не слышала. Она могла только видеть, как кочка, похожая на облепленную травой голову, вздымается из воды… и вдруг, взметнув веер бесшумных черных брызг, из болота вырвалась рука и как бы с досадою сорвала с лица копошащихся змей, и открылись глаза, горящие зеленым, дьявольским огнем.
– Гри-го!.. – Маша захлебнулась криком и беспомощно схватилась за горло.
Повитая змеями голова Григория уже вынырнула из воды; вот показались шея и плечи, на которые вползали новые и новые змеи, сталкивая лягушек, которые тяжело, но беззвучно шлепались в воду. Серое облачко болотной мошкары вилось над головою Григория, словно адское сияние. Он вставал из болота во весь рост. Наконец медленно, бесшумно, не касаясь ногами воды, двинулся к Маше.
– Господи! Господи! Господи!
Она трижды перекрестилась, но напрасно: видение даже не поколебалось. Григорий приближался, и змеи сыпались с него, расползались по углам комнаты, заползали под ковры и стулья… Болото выливалось из камина и затопляло все вокруг!
Маша кинулась к двери и заколотила в нее с такой силой, что тяжелая, дубовая, окованная железом створка заходила ходуном.
– Откройте! Выпустите! – Крик ее сорвался на хрип, и она снова затрясла дверь, боясь оглянуться, ибо Григорий вот-вот должен был настигнуть ее.
За дверью раздался грубый голос, но Маша не могла понять, что он говорит. Прошло несколько мгновений, прежде чем до нее дошло, что говорят по-французски:
– Напишешь, что надо?
Маша оглянулась. Григорий был уже совсем близко. Зеленый огонь, лившийся из его глаз, чудилось, леденил ей плечи. Он сгреб с головы свившихся в комок змей и швырнул в Машу, да не попал.
Маша завизжала невозможным, пронзительным визгом – и дверь наконец распахнулась. Огромная фигура Жако выросла на пороге, и Маша вцепилась в него, как в самого родного человека. Да, это чудовище было человеком из плоти и крови, а не ожившим мертвецом, и сейчас Маша готова была на все, чтобы остаться с ним, а не возвращаться в комнату, превратившуюся в гибельное болото.
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 110
