Ничего не подозревающий Паркер последовал за Сэмом, а Макс смог отчитаться перед отцом Кристианы, сообщив, что все в порядке. Примерно раз в неделю она сама приезжала в город, чтобы поговорить с отцом. Тот каждый раз жаловался, что ужасно скучает и не может дождаться ее возвращения. Это заставляло Кристиану чувствовать себя виноватой, но она была слишком счастлива с Паркером, чтобы допустить даже мысль об отъезде, и мечтала остаться в их маленьком раю как можно дольше. Сознавая, что эта идиллия когда-нибудь закончится и ей придется рассказать Паркеру правду, она могла лишь молиться, чтобы этот день наступил не скоро.
На обратном пути Паркер пребывал в праздничном настроении и первым делом помчался к Кристиане, чтобы сообщить ей радостную весть. В порыве восторга она бросилась ему на шею, он легко подхватил ее на руки и закружил. В лагере царило оживление, вызванное тем, что Макс и Сэмюел привезли свежую почту.
После работы Паркер и Кристиана отправились на прогулку, строя планы о поездке в Массауа, где в этот раз им не удалось побывать. По возвращении в лагерь Паркер направился в свою палатку, а Кристиана в свою, следуя договоренности, которая их изрядно раздражала. Кристиана умирала от желания снова провести с ним ночь, когда они отправятся в очередную поездку. Они также подумывали о том, чтобы поселиться в собственной палатке, особенно теперь, когда Паркер получил отсрочку из Гарварда.
Кристиана собиралась поделиться своей радостью с Фионой, которая лежала на койке с журналом, когда заметила, что ирландка, к которой она так привязалась, неважно выглядит. Встревожившись, она шагнула к подруге, но в этот момент Фиона подняла глаза и устремила на нее долгий взгляд. Ее молочно-белая кожа становилась почти прозрачной, когда она плохо себя чувствовала, грустила или сердилась. У нее был бурный темперамент, что служило предметом шуток для всего лагеря. Однажды Кристиана видела, как охваченная яростью Фиона даже топала ногами, правда, потом она сама смеялась над собой. Сейчас она казалась такой же бледной, как в тот день.
— Ты в порядке? — обеспокоенно спросила Кристиана, но Фиона продолжала молчать, глядя на нее в упор. — Что случилось?
— Это я у тебя хотела спросить, — загадочно произнесла Фиона и протянула ей журнал.
Кристиана пробежала глазами страницу, теряясь в догадках, что могло так поразить Фиону. И тут она увидела. Это была ее собственная фотография, сделанная в январе, когда они с отцом посетили свадьбу в Париже перед ее отъездом в Африку. На ней было синее бархатное платье и сапфиры ее матери. А подпись под фотографией гласила: «Ее высочество принцесса Кристиана со своим отцом, князем Лихтенштейна, Гансом Йозефом». Что она могла к этому добавить? Все было сказано.
Лицо Кристианы мгновенно побледнело едва ли не больше, чем у Фионы. К счастью, в палатке никого не было, кроме них. Это была не та новость, которой Кристиане хотелось бы поделиться с остальными женщинами. «Маджестик», журнал, который читала Фиона, часто печатал светскую хронику, но то, что ее фотография попадет в свежий выпуск, явилось для Кристианы полной неожиданностью. Ведь снимок был пятимесячной давности.
— Может, объяснишь, что все это значит? — жестко осведомилась Фиона. — Я-то думала, мы с тобой друзья. А оказывается, я даже не знаю, кто ты такая. Значит, твой отец занимается связями с общественностью? Неплохо придумано!
В представлении Фионы друзьям не полагалось иметь секретов друг от друга. Она была вне себя от возмущения, считая, что ее предали. Если такой была реакция Фионы, то как отнесется к этому Паркер, когда узнает? Кристиана боялась даже представить себе это.
— Ну попробуй меня понять, — неуверенно начала она, все еще бледная как полотно. — Мы действительно друзья, Фиона. Но я не думаю, что нам удалось бы подружиться, если бы все знали, кто я такая. Мне жаль, что так получилось, но я всего лишь хотела побыть такой, как все.
— Ты обманула меня! — гневно заявила Фиона, швырнув журнал на пол.
— Я никого не обманывала. Просто не рассказала всей правды. Это не одно и то же.
— Черта с два! — Фиона яростно сверкнула глазами, чувствуя себя обманутой и преданной. — А Паркер знает? — поинтересовалась она, еще более рассвирепев при мысли, что, возможно, парочка дружно смеялась над ней.
— Нет, — едва не плача ответила Кристиана. — Послушай, Фиона, я люблю тебя. Ты мой друг, но этого бы не было, если бы все знали правду обо мне. Взгляни на себя сейчас. Твое поведение только подтверждает мои слова.
— Ничего подобного! — рявкнула Фиона. — Просто меня бесит твое вранье!
— У меня не было выбора. Иначе не стоило приезжать. Думаешь, мне хочется, чтобы все здесь шаркали ножками, делали реверансы, подкладывали салфеточки под мои бутерброды и называли меня «ваше высочество», мешая выполнять работу, ради которой я приехала? Для меня это была единственная возможность пожить настоящей жизнью. Мне пришлось умолять отца, чтобы он позволил мне приехать сюда. Когда я вернусь домой, мне придется играть роль принцессы всю оставшуюся жизнь, независимо от того, нравится мне это или нет. Это мой долг. Пребывание здесь — единственный глоток реальной жизни. Неужели ты не можешь хотя бы постараться понять? Ты не представляешь, каково это. Я чувствую себя как узник в тюрьме, приговоренный к пожизненному заключению. — Будущее казалось Кристиане теперь еще более беспросветным, и она уже не сдерживала слез.
Последовало продолжительное молчание. Краски постепенно вернулись на лицо Фионы, однако она не торопилась высказаться. Кристиана больше не пыталась ничего доказывать и беззвучно плакала, ощущая тяжесть невидимой короны, которую она была обречена носить.
— А Макс и Сэм? Кто они такие на самом деле? — нарушила наконец молчание Фиона. Гнев ее немного поутих. Проблемы Кристианы были выше ее понимания. Такая жизнь казалась Фионе сказочно прекрасной, но, видя отчаяние в глазах Кристианы, она начинала думать, что, возможно, все сложнее, чем это выглядит в глянцевых журналах. До сих пор она всегда завидовала людям, фотографии которых там печатались.
— Мои телохранители, — тихо ответила Кристиана, словно признаваясь в величайшем преступлении.
— Черт! А я-то пыталась заманить Макса в постель. Безуспешно, надо признать, — добавила Фиона не без юмора, что свидетельствовало о том, что она несколько оправилась от шока. — Он, наверное, пристрелил бы меня, прояви я большую настойчивость.
— Не думаю, — сказала Кристиана и улыбнулась про себя, вспомнив, как Паркер нашел в ее сумке пистолет рядом с ночной рубашкой. Они с Фионой весело смеялись, когда она рассказала ей об этом.
— Ну ты даешь, чертенок! — непочтительно фыркнула Фиона, ничуть не считаясь с ее титулом и общественным положением. — Неужели ты не могла сказать мне правду?
— Не могла. Подумай сама. Если бы я это сделала, рано или поздно узнал бы каждый.
— Я бы никому не сказала. Ты же знаешь, что я умею хранить секреты, — обиделась Фиона, а затем ненадолго задумалась. — А как же Паркер? Ты собираешься признаться ему?
