Как только Анисья исчезла за дверью, улыбка сошла с лица Софьи.
— Гусева ко мне! — жестко приказала она Беренике.
Сегодня понедельник, сорочка пятая по счету, стало быть, — пятница…. Значит в субботу можно ожидать результатов….
Вошел Гусев.
— Посылай гонца, — распорядилась Софья, — пусть они возьмут казну в свои руки в субботу и будут готовы к тому, что в воскресенье мы с Василием приедем туда. И еще одно: немедленно пошли другого гонца за игуменом Иосифом. Пусть скажет ему, что, вероятно в субботу я передам ему все обещанные сведения, и пусть он приготовится к серьезной беседе с великим князем.
Гусев поднял голову и его глаза сверкнули.
— Уже на этой неделе? — шепотом спросил он.
— Если Господь не отвернется от нас, — ответила Софья.
Когда Гусев ушел, Софью вдруг охватило чувство огромного, необъяснимого и непреодолимого одиночества.
В борьбе с этим чувством она собрала всю свою волю, чтобы уловить таинственное сияние, исходящее из глубоких кремлевских подземелий, ощущать которое дано лишь ей одной.
— Святой апостол и заступник Андрей, помоги и поддержи! Матерь пресвятая Богородица, спаси и помилуй мя….
Тайнопись Z
От Симона Черного
Москва
7 июля 1497
Елизару Быку
в Вильно
Дорогой друг!
Спешу сообщить тебе, что наши дела здесь продвигаются вперед и, надеюсь, вскоре нам удастся нанести Софье сокрушительный удар.
Наш брат восьмой заповеди Аркадий Дорошин вновь блестяще проявил себя в роли домашнего священника у молодого, но весьма набожного князя Ивана Палецкого, благодаря чему нам теперь известен каждый шаг заговорщиков. Князь Палецкий ежедневно исповедуется Аркадию, подробно рассказывая о всех начинаниях группы молодых заговорщиков во главе с Гусевым. Похоже, что Софья начала подготовку к основному этапу замысла. Гусеву по ее приказу удалось сколотить отряд из каких–то малопоместных дворян, в основном как я понял юнцов, и они отправились на север, где Софья некогда пряталась во время Стояния на Угре — я хорошо помню, как был свидетелем ее выезда из Москвы с казной и детьми в тот год. Если бы Иван не дал ей для охраны свой полк, толпа, верно, растерзала бы свою государыню, позорно покидающую столицу — ибо, если она ее покидает, это означает, что Великий князь предполагает, как возможность, сдачу Москвы Ахмату. Говорят, что где–то там, на севере, она припрятала часть той самой казны и мне даже известны два таких места. Я не исключаю, что молодые дворяне поехали в одно из них, а возможно в оба, с тем, чтобы взять под контроль хранящиеся там деньги. Если это им и удастся, то ненадолго, поскольку наши люди в окружении Патрикеева и его зятя Ряполовского уже действуют, и в ближайшее время Великий князь об этом узнает. Не думаю, что его отношение к Софье улучшится. Я стараюсь действовать так, чтобы любое Софьино дело оборачивалось вредом ей самой. Было бы очень хорошо, чтобы еще разок–другой она разгневала Ивана как следует — и я не исключаю даже монастыря для нее, как пожизненного удела, ибо влияние Елены на Великого князя сейчас как никогда велико. Поживем–увидим…
С интересом ожидаю от тебя известий о развитии истории «Анти — Антиповского» заговора? Как там Семен Бельский — способен еще на что–нибудь, не спился окончательно? Когда намечаете завершить это дело?
С пожеланиями успехов во всех твоих и наших начинаниях –
Во имя Господа Единого и Вездесущего!
Тайнопись Z
От Елизара Быка
Вильно
12 июля 1497
Симону Черному
в Москве
Дорогой друг!
Благодаря попутному гонцу из наших братьев необыкновенно быстро получил твое письмо и тут же коротко на него отвечаю, торопясь, поскольку этот гонец сегодня же возвращается в Москву.
Очень рад благоприятному развитию твоих Кремлевских дел.
У нас тоже все идет по плану.
В имении князя Семена Бельского полным ходом идут приготовления к походу на Антипа. Князь даже устроил на соседнем со своим замком поле нечто вроде большого военного лагеря, в котором его воины проходят специальную подготовку при непосредственном участии Степана, и я даже слышал, что они заказали несколько ручных пищалей. Можно подумать, будто они готовятся к длительной войне с ливонской армией, а не к обычной лесной стычке с несколькими десятками каких–то слабо обученных разбойников! Впрочем, я, возможно, неправ, нельзя недооценивать Антипа — , боевой опыт у него немалый и дисциплина в его отряде, думаю, не хромает. Но против сотни хорошо подготовленных воинов ему не устоять. Ты спрашиваешь — когда? Я думаю скоро. В лагерь возле имения князя, где уже находятся Степан и старый князь Четвертинский, на днях прибыл еще один наш человек — Богдан Вишня — тот самый, что раньше был среди людей Антипа. Он единственный знает точное местонахождения лагеря и примерный срок, когда Антип собирается распустить свой отряд и покинуть это место. Так что скоро капкан, в котором фактически уже сидит старый разбойник, захлопнется. Этого с нетерпеливым злорадством ожидает и сам князь Семен Бельский, так как, будучи человеком весьма злопамятным, он не может забыть визита, который нанес ему когда–то Антип со своей бандой в замок Горваль, освободив при этом сидящих в подземелье Медведева с его друзьями, а затем бросил туда самого князя и обобрал дочиста его замок. Мало того — покойный Савва спас его из этой темницы лишь для того, чтобы через полчаса передать с рук на руки его злейшему врагу и родному брату Федору, после чего звезда Семена, казалось, окончательно угасла. Но твой вопрос о нем является еще одним проявлением твоей гениальной прозорливости, ибо, даже находясь столь далеко, ты, будто неким внутренним оком, видишь то, что может быть полезным для нашего братства!
Отвечаю.
Князь Семен Бельский не только не спился, а напротив — уже год не употребляет ничего хмельного, помолодел, посвежел и вынашивает грандиозные замыслы. Лавры братца Федора, сбежавшего в Москву и ставшего там славным воеводой, по–видимому, не дают ему покоя. Недавно я с изумлением узнал от наших людей, что Семен за деньги, награбленные известным тебе путем в Ливонии, скупает земли, лежащие на восточном берегу Березины. Я начинаю догадываться о его планах и ожидаю подробного доклада о них от Степана, который постарается, пользуясь симпатией к нему князя детально все выведать.
Заканчиваю — гонец уже ждет!
Во имя Господа Единого и Вездесущего!
… Великий князь московский Иван Васильевич очень устал.
Много сил отняла работа над «Судебником», к которому он относился весьма трепетно, словно предчувствуя, что тот навечно войдет в русскую историю прочно связанным с его именем — и был прав, так и случилось — документ этот впоследствии стал именоваться — «Судебник Ивана III».
