— Во всяком случае, не в восторге от того, что приходится навещать меня.
— а кто на моем месте был бы в восторге?
— Так, может, раз и навсегда избавить вас от этих обязанностей? — То ли Виктор произнес это слишком резко, то ли женщину поразила сама постановка вопроса, но она вдруг насторожилась.
— У каждого — своя служба, только-то и всего. Если вы требуете, чтобы я прилетала к вам «на крыльях любви», то у меня это вряд ли получится. Подыщите кого-нибудь поромантичнее.
— Сегодня же отправлюсь на поиски.
— Воля ваша, но хочу предупредить, что «отправляться» здесь особо некуда, да и не за кем. Тем более что бархатные сезоны в «Лазурном береге» в принципе не поощряются.
— А та, которая у вас старшая… она что, не собирается пообщаться со мной?
— Надеетесь, что именно она окажется «романтичнее»?
— Дело не в романтике. И вообще теперь уже сойдет любая.
— В том-то и дело, что уже… любая, — задумчиво кивнула Лилиан. — Потерпите, со старшей тоже познакомитесь. У нее как раз случилась небольшая командировка, но через несколько дней она вернется.
— Сразу же сообщите ей, что майор созрел.
— Очевидно, она сочтет, что вам достаточно общения со мной. — Лилиан собрала посуду, однако на сей раз уходить не торопилась. Демонстративно задержалась, прошлась по столовой, скептически осматривая лишь недавно оклеенные импозантными обоями стены.
«Интересно было бы погостить в ее собственной квартире, — подумал Курбанов, наблюдая за латышкой. — Посмотреть на ее обои. Но, похоже, тебе это не светит». Он уже не представлял себе, как смог бы жить с такой женщиной — слишком красивой и слишком холодной — под одной крышей. Если и смог бы, то это сосуществование стало бы сплошным кошмаром.
— Ведь до сих пор вам достаточно было… общения со мной, правда, майор? — вырвал его из потока мечтаний голос Лилиан.
— С чего вдруг? Никакого удовольствия, — решительно взбунтовался в Курбанове ущемленный мужчина. — Вообще никакого.
— Почему так?
— Потому что с некоторых пор меня от вас почему-то мутит, сеньора. И я даже догадываюсь, почему. Слишком уж вы напыщенны и амбициозны. Терпеть не могу таких женщин.
Лилиан даже не понадобились усилия, чтобы скрыть свое возмущение или хотя бы разочарование. Ни того ни другого слова Курбанова у нее не вызвали.
— Вы меня не удивили, майор. Ничего странного: вполне естественная реакция…
— Реакция на что? — спросил Виктор.
— На женщину, которая вам недоступна. Вы одиноки. В вашем распоряжении целая вилла. У вас прекрасное питание. Вы поддерживаете форму в великолепном спортзале. Трижды на день вас навещает молодая и, в общем-то, довольно привлекательная… Я не преувеличиваю?
Курбанов вынужденно ухмыльнулся и развел руками: мол, без комментариев.
— …Так вот, и довольно привлекательная женщина. Ну и что? Все это имело бы смысл, и даже приобрело бы некий аристократический блеск бытия, если бы случилось то, ради чего в конечном итоге сотворяется все остальное. То есть если бы женщина стала принадлежать вам. Но что поделаешь?..
Только самые мудрые из женщин, подумал Виктор, понимают, что наиболее щедрыми мужчины становятся именно тогда, когда им столь же щедро, не торгуясь и, на первый взгляд, совершенно бескорыстно, отдаются. Только сразу же, не изводя их туманными обещаниями и тупым упрямством. Всякая попытка женщины набивать себе цену, не называя ни самой цены, ни условий торга, не вызывали у Курбанова ничего, кроме презрения и озлобленности.
Тем временем, призывно поигрывая бедрами, Латышский Стрелок пересекла гостиную и направилась к выходу.
— Не могу понять такого образа мыслей, — принялся майор швырять словами ей вслед. — Сотворять из себя недоступную куклу и радоваться этому? Причем радоваться не тому, что завладела мужчиной, не тому, что, побывав с тобой в постели, мужчина окончательно потерял голову… А всего лишь тому, что мужчину, который тоже, в общем-то, скажем так, не урод, — удается долгое время не подпускать к себе ближе, чем на два метра! Такому могут радоваться только пережившие двенадцать абортов старухи.
Лишь завершив эту свою откровенно мстительную тираду, Курбанов отвел взгляд от голубовато-оранжевого оконного витража и взглянул на ярко освещенное люстрой лицо Лилиан. Женщина застыла в нескольких шагах от него. Оглянувшись, она замерла, как после удара хлыста, когда гнев и стыд еще только доходят до сознания униженной и оскорбленной. Лицо Лилиан вытянулось и застыло, как посмертная маска.
— Мо-же-те не провожать меня, — голосом умирающей Дездемоны проговорила она, задыхаясь от обиды и гнева. — К чему тратить время на старуху, пережившую двенадцать абортов?
— А что, может, я не прав? — предъявил майор и свое право на обиду.
— Я сама закрою за собой калитку, — едва сдерживая то ли гнев, то ли слезы, молвила Латышский Стрелок и, гордо вскинув и без того, от рождения, вскинутую голову, направилась к выходу.
Майор все же спустился вслед за ней и, попридержав калитку, провел Лилиан виноватым взглядом мужчины, недовольного не столько упрямством женщины, сколько собственной тупостью.
«Не хватало еще только нажить себе в ее лице врага! Способного оказаться самым безжалостным из всех, кого ты до сих пор умудрялся приобретать. А ведь что, собственно, произошло? Только то, что женщина не желает принадлежать тебе, то есть предпочитает принадлежать другому? Понятно, что тебя это заедает, что это — нож к горлу, но где же твое великодушие?»
34
Поняв, что никто из гэкачепистов к конкретному разговору о завтрашних действиях не готов, шеф госбезопасности предупредил Пиунова, что ему следует на минутку отлучиться, и по дороге, кивком головы, поманил за собой Цеханова. Оказавшись в приемной премьера, он попросил генерала рассказать о событиях в президентской резиденции поподробнее, в деталях, которые интересовали его теперь не только как генерала службы безопасности, но и как одного из высших руководителей страны.
Генерал был краток и сух, рассказ его напоминал рапорт дежурного по «Матросской тишине», однако Корягин сразу же уловил, что краткость эта исходит из оперативной продуманности информации. В результате у Старого Чекиста возник только один вопрос:
— Президент что, действительно сумеет устоять под натиском нашего гэкачепе и каким-то образом продержаться?
— Это в каком смысле? — не понял Цеханов.
И тут Корягин поймал себя на том, что ответ на данный вопрос предполагал совершенно иную степень осведомленности о тайнах подготовки переворота и истинном его руководителе, нежели ими обладал начальник Управления охраны КГБ.
— Он твердо будет стоять на своем «нет» или же струсит и сломится?
— Струсит, — ни на мгновение не поколебавшись, заверил Цеханов.
