– Меня не колышет, как они умерли, – сказал Вильямс, – но платить теперь придется ей.
– Элисон даже не знала этих парней. Их привлек Гектор.
– Но ведь Гектор помер. Поэтому остается эта девка. – Волчара глумливо ухмыльнулся. – Передай ей, что она будет долго мучиться. Очень долго. – Он облизал губы.
Волчара Вильямс знал, о чем говорил. В нем было шесть футов три дюйма росту[57]и триста пятьдесят фунтов[58]живого веса. Пухлое лицо с пустыми глазами и четко вырезанными жестокими губами Джокера[59], за которыми виднелись мелкие зубы разных оттенков желтого, коричневого и черного цветов. В соответствии с тюремным распорядком его волосы были подстрижены коротким ежиком, но, глядя на него, вы понимали, что имей он такую возможность, то носил бы их длинными и немытыми. Такими, какой была сейчас его жидкая, спутанная бороденка.
– Я бы очень попросил тебя не убивать ее.
– Да пошел ты куда подальше…
Посетители и заключенные в комнате для свиданий были разделены пуленепробиваемым стеклом, которое шло от пола до потолка.
Сейчас это стекло спасло ему жизнь.
– Послушай, – предложил я, – если тебе так надо кого-то убить в отместку за этих придурков, попробуй убить меня.
– Мы так и сделаем. Считай, что ты уже ходячий мертвец.
– Ну, вот и отлично, только оставь Элисон в покое.
– Не пойдет. Ей придется помучиться. Так гласит закон, приятель.
Мы долго смотрели друг на друга сквозь стекло.
– Я готов предложить бартер, – сказал я.
– Бартер? Тогда вытащи меня отсюда.
– Из этого ничего не получится.
– Тогда, считай, не договорились. Мне нечего выигрывать, и еще меньше есть что терять. У меня нет ни семьи, ни чего-нибудь еще, ради чего стоит жить.
– Ну, семья бы тебя ждала, если бы ты сам ее не вырезал.
Волчара пожал плечами и погладил свою вонючую бороденку. Я сидел молча, ожидая, когда он задаст вопрос, который не мог не задать.
– А как она выглядит? – поинтересовался он. – Есть на что посмотреть?
Я достал из своего кармана пластиковый конверт, который поднес к стеклу. В этом конверте находилась фотография полностью одетой Элисон.
– Неплохо, – проговорил Волчара. – Знаешь что, давай мне сотню штук баксов, и пусть она раз в месяц навещает меня как настоящая жена – и я дам ей пожить в течение года.
Я готов был поспорить, что до подобного он ни за что не додумается.
– С сотней штук баксов проблемы не будет, а вот с сексом не прокатит, – ответил я.
– Ну, считай, что опять не договорились.
– Послушай, ты же знаешь, что женщины тебе не видать как своих ушей в течение ближайших трех лет. Ведь тебя об этом наверняка предупредили, когда сажали сюда.
– Но ведь ты там, на воле, большая шишка, иначе тебя бы сюда не пропустили. Вот и расстарайся.
– Это не прокатит, если ты только не сможешь предложить в обмен реальный крупняк. А мы оба знаем, что у тебя ничего нет.
– Вот именно поэтому она и помрет.
– Мне бы хотелось, чтобы она еще пожила. Давай подведем итог, Гамби[60]. Вот максимум из того, что я могу для тебя сделать: сотня штук зеленых и сотня фото голой Элисон.
– Хватит гнать. Мне не разрешат держать здесь фото голой бабы.
– А они ничего не узнают. – Я еще раз показал ему фотографию. – Она в пластике, потому что это переводная картинка. Ты говоришь мне имя твоего надсмотрщика, и я позабочусь, чтобы он пронес тебе эти фото, по несколько штук за раз. Если ты сотрешь эту картинку…
– Вот дерьмо…
Я повернул фото таким образом, чтобы он мог получше видеть часть бюста Элисон, выступающего над ее одеждой.
– И когда же они до такого додумались?
– Это новая технология, но сама идея принадлежит Леонардо да Винчи. Если посмотреть на Мону Лизу в рентгеновских лучах, то под ней видны еще два изображения. В те времена холсты были дороги. И если ты хотел изобразить что-то новое, то приходилось рисовать на использованном холсте.
– Я что, сильно кошу под любителя истории?
– Потри изображение большим или указательным пальцем так, чтобы его температура слегка повысилась – и покрытие растает. Я сделаю для тебя сто фото Элисон в одежде. Можешь, если хочешь, наслаждаться ими или потри карточки и раздень ее – как тебе больше понравится.
– Что же это за баба, которая согласится сниматься голяком на сотню фотографий?
– Та, что хочет еще пожить.
– А она уже знает про эти сто фоток?
– Не-а. Пока я сделал только эту.
– И чё, ты видел нижнюю?
– Да.
Волчара покрылся румянцем и облизал губы. Одного этого было достаточно, чтобы вас стошнило.
– Ежели ты можешь подмазать надсмотрщика, то просто передай ему фотки с голой бабой, – посоветовал он.
– И ты что, думаешь, что в этом случае они дойдут до тебя?
– Ну уж нет! Этот дегенерат ни за что с ними не расстанется.
– Именно поэтому я и напечатаю другие фото поверх голых.
По его рябому лицу я понял, что он клюнул.
– А у нее там побрито?
– Ты хочешь, чтобы было побрито?
– Да, хочу.
– Отлично. На этой она не выбрита, но сделает так для следующих фотографий.
Потом мы обсудили логистику передачи ему денег, и он назвал мне имя своего надсмотрщика.
– Как все прошло? – спросила Элисон.
Мы ехали в арендованной машине, направляясь в нашу гостиницу «Кволити Инн».
– Пока тебе ничего не угрожает. Через пару дней или недель, когда он потеряет свою власть, все изменится.
– И что же мы будем делать тогда?
– Убьем его.
Она смотрела в окно, но когда услышала эти слова, резко повернулась ко мне:
– Зачем и каким образом?
– Зачем? Затем, что это будет предупреждением для следующего главаря банды. Каким образом? – Я улыбнулся. – Узнаешь позже.
– И мы все-таки едем сегодня в Даллас?
– Как только я побеседую с надсмотрщиком Волчары.
