Когда солнце опустилось довольно низко, Шпора присел на свою любимую скамейку и открыл банку пива.
– Не угодно ли? – Он протянул Эллен другую банку, словно приглашая ее возобновить разговор, полный двусмысленностей.
Услышав его жесткую интонацию, она поняла, что ему хочется подчинить ее. Даже если Шпора и поддался мимолетной слабости перед тем, как сесть на Отто, то теперь полностью совладал и с лошадью, и с собой. Этот человек был снова на коне и внушал страх.
Эллен продолжала полоть, вырывая все растения подряд и бросая их через плечо.
– Значит, вы больше не любите меня? – окликнул Шпора.
Она полола, не обращая на него внимания.
– А я по-прежнему люблю вас.
Эллен подумала, что терпеть не может заниматься садоводством. Это грязная, вонючая, неблагодарная работа, от которой болят коленки. Она стала потная и липкая и вся покрылась ссадинами и царапинами.
И тут Шпора оказался рядом – одним прыжком, словно кошка, которая дышит тебе в ухо, и ты не знаешь – в следующее мгновение лизнет она тебя в щеку или вцепится в шею. Молча и бережно он выбирал из кучи сорняков многолетние цветы, которые Эллен бесцеремонно выдергивала, и аккуратно сажал их обратно.
Сажая пятый по счету дельфиниум, Шпора заговорил – мягким, увещевающим голосом, словно успокаивая ее:
– Так что с вами случилось? Она выхватила пучок флоксов.
– Ничего.
– Вы поссорились с Ричардом?
Эллен вздрогнула от удивления и уставилась на него.
– Вы упоминали это имя. И у Джоан оно тоже встречается. – Шпора подобрал флокс и стал его сажать обратно.
Эллен фыркнула и враждебно посмотрела на него.
– Вообще-то это распространенное имя.
– Ричард – ваш муж?
Эллен решила, что Шпора затеял какую-то новую игру.
– Мы не были женаты.
– Но вы долго жили вместе?
– С чего вы взяли?
– Лошади и замужние женщины – уж в них-то я разбираюсь неплохо. – Он мягко засмеялся. – Так сколько? Лет семь? Восемь?
Он, конечно, проницателен. Но не настолько, чтоб угадать.
– Тринадцать.
– Черт подери! – Собеседник присвистнул. – А Вы прекрасно сохранились для ваших лет.
– Мы сошлись в шестом классе колледжа, когда нам было по шестнадцать.
– И все это время были вместе?
– Расстались месяц назад.
– А до него у вас было много любовников?
Эллен приподняла брови. Что ж, если это игра – пусть он выиграет, ей не жалко.
– Как-никак, я жила в Тонтоне.
Шпора помолчал, сажая обратно в клумбу полуживые люпины.
– Позвольте мне внести ясность. Вы хотите сказать, что за всю свою жизнь спали только с одним мужчиной?
Эллен поднялась.
– На сегодня с меня хватит. Мне нужно принять душ, а Сноркел погулять, пока не стемнело. Спасибо вам за помощь.
– Но я еще не выполнил вашего желания.
– Уже выполнили. – Эллен вытащила гвоздь из заднего кармана и протянула ему. – Вы подстригли газон. Три фунта и тридцать три пенса я потратила не зря. – И, отвязав собаку, она пошла в дом, не оглядываясь.
Выйдя из душа и переодевшись, Эллен увидела, что ни его, ни мини-трактора уже нет. Весь садовый инвентарь родителей, даже насос, был убран обратно в сарай. Чернело обнажившееся дно пруда, в зеленой тине запутался бумажный кораблик. Эллен подцепила его длинной палкой и развернула. К ее ногам упал маленький металлический предмет. На листе бумаги она прочитала:
Я путами опутана,
Я коконом окутана,
Как дремлющая куколка -
Но грежу я о крыльях
И о бескрайнем мире.
Эллен наморщила лоб, перечитывая эти строчки вновь и вновь, силясь припомнить, где она их слышала. То ли стихотворение, то ли песня.
И вдруг ее осенило. Джоан Митчелл. «Когда я в последний раз видела Ричарда».
Эллен втянула воздух, и слезы хлынули из глаз, а плечи затряслись от рыданий. Она скомкала бумажку и бросила ее обратно в пруд.
Посмотрев под ноги, она обнаружила то, что и ожидала: гвоздь от лошадиной подковы. Нет, она не позволит ему пригвоздить ее сердце.
Эллен подняла гвоздь, подошла к скамейке, где лежала подкова, аккуратно вставила гвоздь на место, а потом зашвырнула подкову в пруд.
6
Ни свет ни заря Эллен открыла глаза и прислушалась: к пению птиц примешивалось какое-то постороннее щелканье.
Кому это, интересно, взбрело в голову стричь живую изгородь на рассвете? Ясно, кому: конечно, Шпоре.
Эллен вылезла из постели и подошла к окну. Первое, что она увидела, – выложенное на газоне обрезками веток огромное слово: «Извините». Похоже, благодарить и извиняться с помощью флоры – местная традиция.
– За что вы извиняетесь? – спросила Эллен пять минут спустя, выйдя в сад с двумя чашками чая.
Шпора перестал щелкать секатором и оглянулся, задрав очки на макушку.
– За то, что вернулся.
– А за что вы меня благодарили с помощью розовых лепестков?
– За то, что вы купили мой лот. – Беллинг улыбнулся. – Но не думайте, что я зашел тогда без приглашения. Меня очень даже приглашали, правда? – он обратился к Сноркел и погладил ее.
– А заодно вы забрали свою игровую приставку?
Едва выговорив это, она поняла, что ошиблась. Он недоуменно склонил голову набок:
– Я не играл на игровых приставках с детства. Эллен приникла к кружке, втягивая в себя горячий пар и танин. Все клумбы были прополоты, даже бордюры сделаны. Она удивленно посмотрела на Шпору.
– Когда же вы пришли?
– Пару часов назад. Мне не спалось.
А Сноркел даже не тявкнула. Все-таки в качестве сторожевой собаки она никуда не годится.
– Простите, если я немного переборщил вчера. – Шпора снял перчатки, не глядя на нее. – Я с первого взгляда влюбился, как сумасшедший. – Он сделал паузу. – В этот сад.
И посмотрел на нее. Хоть на словах Шпора и просил прощения, но глазами играл так же, как и вчера. Они говорили совсем другое: ну же, смелее! Ты ведь знаешь, какой я. И понимаешь меня. Я плохой. И делаю людям больно. Как и ты. Давай будем плохими вместе. Давай! Решайся! Эллен протянула гостю кружку с чаем.
– Я вчера была в дурном настроении. К тому же не выспалась. Скорее уж это я должна просить прощения.
– Вы оба должны просить прощения! – раздался громовой голос, и перед ними, за подстриженной изгородью, вырос Хантер Гарднер в полосатой пижаме. – Вы хоть имеете понятие, который час?