Но когда зазвонил телефон и она схватила трубку, в ней послышался совсем другой голос:
— Лерочка, дочка, что там у вас происходит?
— Добрый день, Валентина Васильевна… Все нормально, я только что из школы вернулась. Как там Анфиска?
— В садике еще. А дед в магазин пошел. Ты не ври мне, давай-ка выкладывай, что?
— А… почему вы спрашиваете?
— Жорка приезжал утром, с перепою и весь из себя расстроенный.
— И что сказал?
— Так он и скажет, держи карман шире! Но проговорился, что почему-то не доверяет тебе.
— А вы?
— Деточка, я тебе верю, как самой себе. Может, совсем из ума выжила, но что поделаешь?
— Спасибо, Валентина Васильевна. Я вам клянусь, что ни в чем перед Жорой не виновата. А он как-то странно ведет себя…
Лера замолчала, не зная, что сказать дальше. Странно ведет — не просто так, для этого должна быть причина. Правду сказать свекрови нельзя, а что можно?
— Ну и в чем там дело?
— Я не знаю… кажется… ему не нравится моя подруга, Людмила. Но, понимаете, я не могу выгнать ее, там свои проблемы, я пыталась помочь…
— Помогла?
— Не знаю. Но чувствую: Жора психует, требует рассказать что-то… Не могу же я ему рассказывать о проблемах подруги? Это чужие дела, пусть сами разбираются.
— Разводятся?
— Почти, а я пытаюсь помирить их, понимаете…
— Лера, дочка, может, мне приехать, устроить переговоры?
— А Жора что сказал?
— Он даже звонить запретил домой.
— Тогда не надо, Валентина Васильевна. Мы сами… я сегодня все ему расскажу, обещаю вам.
— Завтра непременно перезвони мне.
— Конечно, Валентина Васильевна, конечно!
— Анфиска в порядке, ждет не дождется, когда поедете в аквапарк. Втроем. Так что готовься. Я думаю, мы с дедом тоже махнем в аквапарк, заодно и у вас погостим, а то что-то не приглашаете.
— Я всегда рада вас видеть, но…
— Жорка тоже не приглашает. Лерочка, дорогая моя, держись. Если что — звони, помогу. Ну, всего тебе.
С такой свекровью жить бы да радоваться. И вправду ведь как вторая мать. А поначалу трудно было… Они даже свадьбу устраивать не стали, зарегистрировались в ЗАГСе, выпили со свидетелями шампанского, и он привел ее домой.
— Чего так рано вскочила?
— Помочь хочу вам…
— Я и сама пока что справляюсь, не калека.
— Но теперь же нас больше. Можно, и я что-нибудь сделаю?
— Можно. Вынеси мусорное ведро…
— Что-то еще нужно сделать?
— Господи, вот привязалась! Помой посуду, не видишь — я завтрак готовлю.
— Помыла…
— Ты и дома была такой помощницей или только в чужой квартире хочешь всем понравиться?
— Нет, дома я была лентяйкой. Хотела, но не позволяли. Домработница все делала.
— У вас что, перестройка двадцать лет назад началась?
— Нет, просто папа работал секретарем горкома партии, к нам приходила женщина, убиралась, готовила.
— А мать?
— Она преподавала в авиаучилище. Ну, в том самом, которое Гагарин окончил.
— И ты теперь выносишь мусор у нас?
— Я вам так благодарна, Валентина Васильевна, за то, что есть Жорка. Я его очень люблю.
— Вот так, да? А он мне ничего не сказал, ну дурак! А чем теперь твой отец занимается? Горкомов-то давно уже нет.
— Он стал бизнесменом, как Жора. Только… у него дела идут хорошо, на «мерседесе» ездит. Он скоро приедет к нам в гости, вы не возражаете?
— Да что ж тут… На «мерседесе»? Ну пусть приезжает. Ты чего хочешь?
— Вычитала рецепт обалденного омлета. Можно мне приготовить всем завтрак? Я думаю, и вам, и Петру Ивановичу понравится.
— Ну давай посмотрим, что ты за штучка такая… оренбургская принцесса!
— И где его черти носят, этого Жорку?
— Ой, Валентина Васильевна, он же делами занимается, магазинами своими.
— Мог бы позвонить… не мне, а своей красотуле. Ты что тут делаешь со своим брюхом? Иди смотри телевизор!
— Нет, Валентина Васильевна, мне нужно двигаться. Давайте приготовим азу по-татарски с солеными огурцами, Жора очень любит, и Петру Ивановичу нравится.
— Это верно, мне нравится, как Лера готовит.
— Ей нельзя стоять у плиты! Лера, деточка…
— Ну, Валентина Васильевна…
— Валя, ты не обижайся, но азу у Леры получается замечательное. Ты ей помогай.
— Варвар! Давай, детка, раз они так считают, командуй.
— Ой, Жорка! Здорово, что ты пришел, а мы с Валентиной Васильевной азу приготовили, вкусное — пальчики оближешь.
— Не сомневаюсь. Это тебе цветы, а это, мам, тебе.
— Это мне? Такие розы — мне?..
— Тебе, тебе. Лерке точно такие, у меня ведь две любимые дамы, обеим — цветы.
— Жорка… Лера, доченька…
— Не плачьте, Валентина Васильевна, все хорошо.
Тогда она первый раз назвала ее дочкой. И это было приятно слышать. Они были хорошие люди, они стали ей вторыми родителями, хотя и первых она не забывала. Но Валентина Васильевна стала не только свекровью и второй матерью, но и настоящей подругой. Это проявилось, когда родилась Анфиска и они вместе нянчились с капризной девочкой. Бывало, и ссорились, но по-родственному.
Она хотела настоящую, дружную семью, такая и получилась, вместе им было не скучно и не тесно, а когда Жорка купил отдельную квартиру, Валентина Васильевна упросила ее оставить Анфиску у них. Не хотелось, что это такое — при живых родителях девочка воспитывается у деда с бабкой, но Лера согласилась, потому что чувствовала: Анфиска для них теперь главный смысл жизни. Благодаря Анфиске они по-прежнему были дружной семьей и радовались, когда собирались вместе.
И что же теперь? Она рискует потерять не только мужа, любовника, любимого, но и всю свою семью. Именно свою, не так-то просто было ее создать, и обиды случались, и властный характер Валентины Васильевны давал о себе знать, но — создала! Именно она, свою большую, замечательную семью.
Потерять ее смерти подобно, так по крайней мере казалось.
Что ж он не звонит-то? Самой позвонить? Нет. Она ни в чем не виновата перед мужем. Она готова рассказать ему то, что не обязана рассказывать. Но пусть позвонит.
— Ирина Матвеевна, зайдите, — сказал Епифанов, нажав кнопку селектора.
Пожилая секретарша тотчас же явилась.
