— Вы, видимо, Исаак Соллес. Мистер Билли Беллизариус предупредил меня о том, что вы приедете. Ваш визит — большая честь для нас. Я — ваш покорный слуга преподобный Тэд Гринер.
Пожимая жесткую зароговевшую ладонь, Айк вспомнил, что о Гринере рассказывали знатоки бокса, когда тот сменил футбольное поле на ринг: «За тридцать боев ни одной царапины. Шкура, как у носорога — тесаком не разрубишь». Айк понял, что железобетонный Гринер босиком стоял на той же самой вулканической породе, которой они в лохмотья разодрали свою обувь, пока пробирались сюда.
— Это мой напарник, Эмиль Грир, преподобный, — кивнул Айк. — Мы приехали за Билли.
— Ну конечно. Сейчас мы сходим и посмотрим, как себя чувствует мистер Беллизариус. И клянусь Богом, брат, я совершенно не хотел причинять ему какой-либо вред, — Гринер обращался исключительно к Айку, полностью игнорируя Грира. — Совершенно не хотел. Я очень неуклюж и глубоко сожалею об этом.
Взгляд полностью подтверждал искренность раскаяния. Айк снова кивнул. Гринер развернулся и, хрустя камнями, двинулся к рефрижератору. Айк, Грир и Арчи, выстроившись в цепочку, молча последовали за ним.
Билли оказался на крылечке на противоположном конце рефрижератора. На последней побеленной ступеньке было выведено «Лазарет». Над крылечком для выздоравливающих пациентов был сооружен навес из разного хлама, но солнце опустилось уже ниже, так что крыша не спасала от его палящих лучей. Билли лежал лицом вниз или, точнее, задницей вверх на низенькой лежанке, на которой, вероятно, его и вынесли из Скагуэйской больницы. Бедра его покоились на маленькой подушечке, вследствие чего зад, облаченный в нечто, напоминающее пластиковый памперс, выпирал вверх. Одна рука у него свисала вниз, и к ней был пристегнут металлический дипломат.
— Я случайно так сильно его толкнул, — пояснил Гринер, — что сломал ему копчик. Я всего лишь хотел обсудить с ним одну вещь, относительно которой он бесконечно заблуждался, но продолжал упорствовать. Билли? К тебе приехали друзья, Билли. Просыпайся.
— Я не сплю, сука. — Билли лежал с закрытыми глазами, повернувшись лицом к солнцу. На простыне под щекой образовалось мокрое пятно от стекавшей слюны.
— С ним все в порядке? — шепотом осведомился Грир.
— Просто отходняк. Не может дотянуться до дури, которая у него в чемоданчике, — Гринер перевел взгляд своих влажных глаз на Грира. — Ты ведь должен знать, каково это, дружок? Когда дурь заканчивается и начинаются сновидения. Как тяжело тогда себя заставить держать глаза открытыми. Похоже, и у тебя вид довольно уставший.
В ответ на этот нежный понимающий взгляд Грир кивнул — устало-устало.
— Может, вы выпьете по стаканчику чая, пока мистер Беллизариус просыпается? Садитесь, пожалуйста. Гретта! Куда ты подевалась?
Из-за занавешенной двери тут же вынырнула девушка испанского вида. На ней были выцветший медицинский халатик и шапочка.
— Да, преподобный Гринер?
— Не принесешь ли ты травяного чая нашим гостям?
— Да, преподобный…
Она начала спускаться, но Гринер снова окликнул ее.
— И еще, Гретта, — он положил руку ей на плечо, и дальнейшие инструкции были произнесены настолько тихо, что ни Айк, ни Грир ничего не расслышали.
— Да, преподобный, — снова повторила Гретта и поспешила за рефрижератор. А Айк в свою очередь задумался, какой именно травой их собираются угостить.
— Что же ты обсуждал с Билли, Гринер, что дело кончилось сломанным копчиком? — осведомился Айк.
— Один теологический вопрос, мистер Соллес. Относительно Судного дня. Похоже, в наше время все считают себя специалистами в этой области — несут всякую опасную ахинею, не заботясь о последствиях. Вот и брат Беллизариус делал совершенно безответственные заявления в одном заведении общественного питания, где полным-полно всякой впечатлительной молодежи. Очень безответственные заявления.
— Черта с два, — раздался слабый голос с кушетки. — Я только сказал, что будет оледенение.
— Что ты сказал, Кальмар? — переспросил Грир.
Билли облизнул губы, по-прежнему не открывая глаз.
— Что будет оледенение, — повторил он. Гринер сделал вид, что не расслышал.
— Прошу, братья, садитесь, — повторил он, указывая вилами на деревянную церковную скамью, которая стояла у стенки рефрижератора. Арчи и Грир беспрекословно последовали его приглашению. Айк, щурясь на солнце, остался стоять. Он еще не знал, чего ожидать, но точно понимал, что не хочет сидеть на церковной скамье, чтобы этот подозрительный гранитный столб оказался между ним и крылечком. Итак, ситуация была довольно напряженной.
Когда стало очевидным, что Айк не собирается садиться, Гринер сосредоточил свое внимание на его кореше. Он прислонил вилы к рефрижератору и, вытащив из-под скамейки складной стульчик, устроился прямо напротив Грира.
— Так скажи мне, мой неуемный брат, — он положил свою тяжелую руку на костлявую коленку Грира, — почему же ты не хочешь принять Господа нашего Иисуса Христа как своего личного спасителя?
— Почему же не хочу? — с чувством возразил Грир. Вообще-то он никогда раньше не задумывался об этом, но теперь ему это казалось самоочевидным.
— Слава Тебе, Господи, я рад, сердечно рад. Мы ведь оба понимаем, что такому уставшему человеку, как ты, обязательно нужно иметь пристанище, где бы он мог отдохнуть. Мы живем в тяжелые времена, не так ли, братишка? Но твое странствие сквозь мрак и глупость почти подошло к концу. Впереди уже виден свет маяка, добрый свет очистительного огня, добрый, сладкий свет всепожирающего пламени Судного дня…
— В Судный день наступит оледенение, — раздался голос с кушетки. — Оледенение, мозгляк. Я могу доказать это с математической точностью!
Гринер и вида не подал, что расслышал возражения Билли. Он продолжал неподвижно сидеть на своем стульчике, спокойно улыбаясь возбужденному Гриру. Но Айк чувствовал, как за этой спокойной улыбкой все жарче разгорается внутреннее пламя, уже начинавшее опалять его, как солнечные лучи начинали жечь его щеку.
— Но ты ведь знаешь, брат Эмиль, что больная собака всегда возвращается к своей блевотине, — продолжал ворковать Гринер. — А свинья всегда находит грязь. Ты ведь знаешь, что это так, не правда ли?
Грир энергично закивал головой — уж он-то повидал на своем веку и собак, и свиней.
— Тогда прошу тебя, родной, уйди от этих тварей. Встань и распрямись вместе с нами в Бьюлаленле. Брось их. Приди к нам. Нам указан верный путь. Путь к спасению лежит через возвращение к традициям — к труду в поте лица… и к плодам земли. Неужто ты не веришь в традицию, братишка?
— Конечно, верю, — ответил Грир.
. Посмотри вокруг. Мы возвели свой дом над грязью, которая осталась внизу. Присоединяйся к нам. Выбор за тобой. Ты можешь возделывать чистую землю в нашем заоблачном святилище, а можешь погибнуть внизу в вечном, необратимом, ужасном и всепожирающем пламени!
