Шейх Шакир, а за ним и Таха вышли из вагона, перешли на сторону гор и пошли по пустыне. Солнце жгло, а в воздухе висела пыль, которой в этом районе было покрыто все. У Тахи пересохло в горле, а тупая боль в желудке не прекращалась, его стало тошнить, и он закашлялся. Шейх сказал шутливо:
— Терпи, герой… Воздух здесь грязный от цементной пыли… Уже завтра ты к нему привыкнешь… Вообще-то мы почти пришли…
Они встали у небольшой каменной насыпи и несколько минут ждали чего-то. Затем до их слуха донесся грохот двигателя, и появилась машина для перевозки породы, она приближалась и, наконец, остановилась перед ними. Водитель оказался парнем в голубой, сильно поизносившейся и полинявшей спецовке. Они быстро обменялись приветствиями с шейхом, который посмотрел на него изучающе и сказал:
— Аллах и рай…
Парень улыбнулся и произнес:
— Терпение и победа…
Это был пароль. Шейх взял Таху за руку, и они поднялись в водительскую кабину. Пока машина двигалась по горной дороге, все трое хранили молчание. Перед ними проезжали другие фургоны, принадлежащие компании. Наконец шофер повернул на боковую, узкую, непроезжую колею, по которой он вез их более получаса. Таха уже был готов признаться шейху в своей тревоге, но увидел, что тот полностью погружен в чтение миниатюрного Корана, уместившегося в ладони. Наконец вдалеке замаячили какие-то очертания, постепенно они прояснялись. Это были маленькие домики из красного кирпича. Машина остановилась, Таха с шейхом вышли, и водитель, прежде чем повернуть обратно, попрощался с ними… Панорама напоминала улицы беспорядочно возникших районов — вопиющая бедность, лужи на пыльных дорогах, снующие вокруг домов куры и утки, играющие босые дети, сидящие у дверей закутанные женщины… Шейх шел уверенным шагом человека, знающего это место. Таха вошел за ним в один из домов. Через открытую дверь они прошли в просторную, абсолютно пустую, если не считать маленького письменного стола и черной доски на стене, комнату. Пол был застлан большой желтой циновкой, на которой сидели молодые бородатые люди в белых галабеях. Они дружно встали, чтобы поприветствовать шейха, по очереди обняли его и поцеловали. Последний был самым старшим из них — высокий грузный мужчина лет сорока с длинной черной бородой, поверх галабеи на нем была темно-зеленая накидка. От правого века ко лбу тянулся шрам — вероятно, след от старой глубокой раны — из-за которого его глаз не закрывался до конца. Мужчина обрадовался, увидев шейха, и произнес хриплым голосом:
— Мир вам… Где вы пропадали, владыка?! Мы вас ждали целых две недели.
— Только чрезвычайные обстоятельства могли помешать мне… Как твои дела, как братья?
— Слава Аллаху, все хорошо…
— Как работа?
— Вы же читали в газетах… Удача за удачей, с помощью Аллаха…
Шейх Шакир обнял Таху и сказал мужчине с улыбкой:
— Это Таха аль-Шазли, о котором я вам говорил, Биляль… Образец молодого верующего, набожный и смелый, Да не восхвалю имя его прежде имени Аллаха.
Таха шагнул вперед, чтобы пожать мужчине руку, почувствовал его сильное рукопожатие и вгляделся в его изуродованное лицо. Слова шейха звенели в ушах:
— Таха… Если позволит Всевышний, я познакомлю тебя с братом по вере, шейхом Билялем… Эмиром лагеря… Здесь, Таха, с шейхом Билялем, ты научишься с Божьей помощью, как свершить правосудие и отомстить всем обидчикам…
* * *
Суад очнулась, ей с трудом удалось открыть глаза. Она чувствовала тошноту, резь в животе, головную боль и сильную сухость во рту. Через некоторое время до нее дошло, что она в больнице — большая комната, высокий потолок, старые кресла, маленькая тумбочка в углу, двойная дверь с двумя круглыми окошечками, похожая на двери операционных из египетских фильмов сороковых годов… Рядом с кроватью стояла толстая нянечка с приплюснутым носом. Она склонилась над Суад и положила ей руку на лицо. Потом сказала, улыбнувшись:
— Слава Богу, все в порядке… Бог любит тебя… У тебя было сильное кровотечение…
— Врешь! — закричала Суад, задыхаясь, и оттолкнула от себя нянечку. — Вы сделали мне аборт против моей воли… Я вам устрою казнь египетскую!
Нянечка вышла из палаты, а Суад в приступе злости задрыгала ногами и громко закричала: «Преступники, вы сделали мне аборт… Я пойду в полицию ан-Нагда… Я с вами со всеми рассчитаюсь…». Дверь тут же отворилась, вошел молодой врач, а за ним — медсестра, подошли к ней.
— Я была беременна, вы сделали аборт без моего согласия… — кричала Суад.
Врач улыбнулся — очевидно, он был напуган и лгал — и сказал, растерявшись:
— Госпожа, у вас было обильное кровотечение. Мадам… Успокойтесь, вам нельзя волноваться…
Суад завелась снова… Она кричала, обзывала их, плакала. Врач и сестра вышли. Дверь снова открылась, и вошел ее брат Хамиду с сыном Аззама Фаузи. Хамиду бросился к ней, поцеловал. Обняв его, она безудержно зарыдала…
Лицо у Хамиду передернулось, он сжал губы и ничего не произнес… Фаузи тихо принес стул из дальнего угла палаты и сел рядом с кроватью. Он откинул голову и сказал твердо, четко выговаривая каждое слово, как будто вел урок в школе:
— Послушай, Суад… Все на свете предопределено свыше… Хаджи Аззам договорился с тобой кое о чем, а ты нарушила слово… Зачинщику первый кнут…
— Господь воздаст вам, тебе и твоему отцу… Злодеи, сукины дети…
— Заткнись… — вскрикнул он резко, лицо его стало злым и жестким. Он немного подождал, потом продолжил читать нотации:
— Несмотря на твою дерзость, хаджи Аззам относился к тебе, как полагается… У тебя началось кровотечение, и ты бы умерла, но мы отвезли тебя в больницу, и доктор вынужден был сделать аборт… Есть все больничные бумаги, есть медицинское заключение… Скажи ей, Хамиду…
Хамиду молча мотнул головой, и Фаузи снова заговорил громким голосом:
— Мой отец Аззам знает, как поступать по-божески. Он развелся с тобой и отдал даже больше, чем тебе полагается… Остаток калыма и алименты… Мы все посчитали так, чтобы Аллах был доволен, еще добавили… Твоему брату Хамиду выдали чек на двадцать тысяч фунтов… За больницу уже заплачено, мы забрали все твои вещи из квартиры и перешлем их в Александрию…
Наступила абсолютная тишина, и Суад, которая в этот момент сломалась, тихо заплакала… Фаузи поднялся, он казался сильным и решительным, как будто все на свете зависело от того, что он скажет. Он сделал два шага к двери, затем, что-то вспомнив, развернулся и сказал:
— Командир Хамиду, вразуми свою сестру, у нее нет мозгов… Эта история уже перечеркнута, она получила все, что ей причитается, до последней копейки, все было сделано честь по чести… И если ты или твоя сестра попытаетесь создать нам неприятности или поднять шум, мы вас проучим… Эта страна принадлежит нам, Хамиду… И у нас длинные руки… У нас столько способов вам отомстить, что… Выбирайте сами…
Он с холодным спокойствием покинул палату, и лишь створки двери еще некоторое время раскачивались после его ухода…
