Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
— А слово мое? Ты опять о старом баешь? Дак я тебе отвечу, батя, что выше Михаила нет сейчас на Руси никого, особенно после этого похода! Тут и спору быть не может.
— Самый сильный — Господь Бог, за ним на земле — хан ордынский. А уж хан решает, кому на Руси первым быть. Милость Узбекова — что снег мартовский. Сегодня вроде еще лежит, а через месяц-другой по оврагам слезами побежит.
— Слышал уже! Ерунда все это. Сидишь тут в лесу сиднем и выдумляешь всякую всячину. Русь за князем нашим, тут и баять нечего!
Федор прищурился, покачал сокрушенно головой, но более ничего не произнес.
Встреча с женой была радостной. В Иване давно проснулся мужик со всеми его требованиями и желаниями. И Анна вдосталь опустошила уже окрепшее тело, отдав себя всю без остатка. А по пробуждению огорошила радостной вестью:
— Я ведь зачала от тебя, Ванюша! По всем приметам, зачала.
— Да ну? — чуть отстранился парень, чувствуя, как забилось вдруг сердце. — Парень аль девка?
Анна счастливо хохотнула:
— А об том, миленький, мы с тобой только к осени спознаем. Лишь бы все теперь прошло хорошо.
— Дак, это… Может, нам теперь спать не надо вместе отныне? Вдруг невзначай своей штукой там чего растревожу?..
— Где там твоя штука? Дай-ка еще раз на нее гляну!
Голова Анны нырнула под теплое одеяло, и Иван вновь застонал в неописуемом блаженстве. А она, пошалив, оседлала замлевшего мужика и, качаясь на нем в женской скачке, самозабвенно и ритмично повторяла:
— Надо, надо, надо!! До июля ты мой, дурачок!
Неделя пролетела незаметно, и была она для молодого ратника заслуженной наградой после тяжелых кровавых будней.
Опять жена провожала мужа до самой околицы, утопая лаптями в снегу. Опять просила навещать при первой возможности.
— Береги себя и его, — нагнувшись с седла, целовал Иван горячие губы. — Будем в городе стоять, на Масляную обязательно приеду. Жди, любая!
Они расставались на месяц, не подозревая, что лесной житель Федор был прав, говоря о непознанности и непредсказуемости человеческой судьбы, что перемена ее для Ивана была уже близка. Ехал налегке, оставив тяжелую новгородскую добычу дома. Отцова бронь покоилась в тороках. Может быть, именно это и спасло ему вскоре жизнь? Может быть…
Глава 23
Снег был глубок и рыхл. Иван добрался до Волги и с облегчением вздохнул, когда Заграй ступил на укатанную дорогу и сам по себе перешел на рысь. Еще верст десять, и покажутся стены Твери.
Он дважды обогнал небольшие отряды татар, неспешно возвращавшиеся в степи и гнавшие перед собой дрожащих пленных, скот, крестьянских коней, запряженных в набитые различной рухлядью сани. Цепкий взгляд узких глаз жадно шарил по сторонам, готовый прибрать любую, даже самую дешевую мелочь. Что не пригодится в хозяйстве — все равно уйдет за мелкую монету на шумных торжищах Сарая. Так зачем оставлять в снегах эту самую малость, когда есть на кого ее надеть или в чем довезти до далекого и уже манящего дома?
Оба раза Иван провожал эти караваны с болью и душевной жалостью. Война есть война, он сам вернулся в деревню не пустой. Но оставленные отцу пленные все же не оторвались от русской земли! А эти?.. Пополнят ли они невольничий рынок в Кафе, чтобы потом плыть в трюмах или за веслами галер еще дальше к югу? Станут ли новыми татарскими пастухами, сторожами, ремесленниками, наложницами? Или падут вскоре от усталости, холода и голода на обочине, весеннее половодье обмоет их напоследок, звери и птицы расклюют плоть, и лишь черепа Ставра, Грикши или Офросьи будут еще несколько лет смотреть в небеса круглыми глазницами…
Толстый жидкобородый татарин, перехватив взгляд проезжающего мимо русича, широко улыбнулся и оценивающе окинул взором ладные сапоги, полушубок, саблю на поясе, горячего жеребца. Он понял, что парень был явно не смерд, бывший союзник в недавнем удачном набеге. Но война закончилась… значит, и союзников уже не стало. Остались лишь райя, рабы, не вольные никогда жаловаться на своих старых и новых господ!
Если бы Иван хоть немного понимал в татарском, если б он смог угадать смысл тех фраз, что на слуху обменялись оставшиеся позади воины, он бы имел хоть какой-то шанс. Заграй свеж, сабля остра, удар поставлен… Но он неторопливо продолжил свой путь, лишь запоздало обернувшись на ускорившийся перестук конских копыт. И тотчас три волосяные петли пали на плечи, шею, крепко затянулись, вырвали русича из седла и поволокли по дороге. Радостные крики нарушили морозную тишину.
Парню удалось изловчиться, вытащить засапожник и перерезать один из арканов. Но он тотчас получил ослепляющий удар длинной палкой с железным шаром на конце и провалился в небытие. Лишь теплый рысий треух спас Ивана от смерти.
Когда очнулся, увидел себя уже в одной рубахе, брошенным на старую солому саней. Вывернутые назад руки ныли, наброшенная сверху дерюга слегка грела, но беспощадно лезла в ноздри нитями необметанных концов. Услышав чих пленника, толстый татарин, видимо, хозяин семейства, тотчас подъехал:
— Карош мужик, крепкий мужик! Я думал, тибе ворон кормить будешь. Арсен, дурак, совсем не думай, кого как бить нада. Идти нада!!
Ивана вытащили из саней, втолкнули в ряды остальных пленных. Одной веревкой связали его шею с чужой. Гортанный окрик, и уже усвоившие эту команду русичи покорно побрели дальше.
Произошедшее было столь неожиданно и нелепо, столь разительно отличалось от планов княжьего слуги, что Иван замешкался. Кто-то задний ощутимо толкнул его коленом под зад:
— Пошел давай! Сразу плетей ввалят, а то и палкой огреют. Тут о тебе никто жалиться не будет! Тут каждый сам за себя, понял?
Пришлось включиться в общий шаг. К этому, впрочем, принуждал и холод: пока двигался, кровь все же доставляла тепло к рукам, ногам и спине, не давая застыть окончательно. Иван смирился, с надеждой поглядывая по сторонам: вдруг увидит чье-то знакомое лицо, вдруг кто-то из княжьей дружины поскачет навстречу или вдогон?! Один окрик мог бы решить все, в беде бы его не оставили.
Но дорога была пустынна. И купцы, и простолюдины затаились, выжидая, когда окончательно схлынет иноземная волна. А ратные… ратные скорее всего все еще праздновали победу либо в своих домах, либо в княжьих людских. Попадались лишь узкоглазые лица да такие же бедолаги…
На ночь всех пленных загнали в общий сарай. Втащили бадью с теплой водой да кинули пару караваев хлеба, которые были тотчас разделены не по справедливости, а по закону сильного. Ели торопливо, прикрывая ломти от других. Еще не слишком оголодавшему Ивану это показалось страшным и диким, но на его вопрос невольный спутник с веревкой на шее резонно ответил:
— Посмотрим, чего ты завтра запоешь! Бывать, что вообще ничё не дают. А жить-то хотца даже с петлей на шее. Глядишь, пригонят на место, образумится там как-нито!..
Спать легли, тесно сбившись в кучу, грея теплом тел друг друга. И здесь более сильные оказались в середке. Близкое дыхание смерти быстро заменило в людях человеческое на звериное.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
