Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 45
– А все-таки что-то случилось. Во мне случилось. – И он добавил нашедшиеся слова: – Кончилось что-то.
Валя чистила картошку на ужин. Нож в ее руках замер на секунду и тут же опять продолжил свою как бы кружевную работу.
– Что кончилось? Ты меня не любишь, Павлик?
– Да. Так случилось – я у стены сидел и тогда уже подумал.
– У какой стены?
– Ну, там, в общежитии, у брата твоего. – Гребенников увидел ее слезы, но продолжал: – И не оттого, что я ждал. Я же тебя не первый раз ждал, а как-то одно к одному…
– Но почему же? – Она капала слезами себе на руки и продолжала чистить картошку.
– Я тоже думал – мало ли как оно может кончиться? Пугался иногда, и всякие драмы виделись… А оно само кончилось.
Она тихо сказала:
– Я… я тебе противна?
– Нет, нет, – заторопился он. – Тут и не поймешь. Противна?.. Не в том дело. – Он проговорил, раздумывая: – Совсем не в том.
И он усмехнулся, как бы удивляясь самому себе.
Послышались шаги. Сосед или его жена. Кто-то шел с кухни.
– К нам идет?
– Ага.
– Удостовериться хочет – мы это в свой дом вернулись или не мы? – сказала Валя, понижая голос, а шаги приближались.
Вошел сосед, попросил электробритву.
– Понимаешь, Павел, моя испортилась… Я уж и не надеялся, что вы приехали…
Валя тряхнула головой, слезы веером слетели. Она улыбнулась:
– А к утру надо быть бритым.
– Именно! – Сосед расплылся в добродушной улыбке, будто признался в чем-то. Он взял бритву из рук Гребенникова и ушел.
Валя сказала:
– Тишина какая… Павлик, а может быть, тебе кто-то понравился?
– Нет. Даже и намека нет… Я бы сказал. – И он махнул рукой. – Боже меня сохрани от этого!
Но хотя все было сказано и названо, Валя еще не вполне поняла. Она продолжала чистить картошку и, как при некоторой беде, с привычным вздохом сказала:
– Как же мы жить будем?
– Не знаю. Мне, наверное, уехать надо… Уехать – это обязательно.
И тут Валя не только поняла, но и испугалась.
– Нет, нет. Тогда уж я уеду… Я же виновата.
– При чем здесь это!
Она заплакала и теперь уже всхлипывала – плакала и чувствовала, что ей больно:
– Павличек! Павличек!.. Как же я жить буду? Я же не могу без тебя жить.
Она продолжала чистить, роняя очищенную картошку в кастрюлю. Кастрюля стояла на полу, прямо под ее руками.
Минута шла за минутой, и был еще такой разговор. Они поели жареной картошки, и Гребенникова, утомленного за эти дни и ночи, стало бросать в сон. Он прилег и уткнулся головой в подушку – тело расслабилось.
– Павлик, ты спишь?
– Я просто лежу, – сказал он.
Валя говорила:
– И дрались мы с тобой, и ругались, и чего только не было – неужели же теперь так тихо, спокойно?.. И конец?
Она говорила:
– А что наши?.. Они, значит, тоже меня искали?
И еще говорила:
– Ведь правда получается – какая я дрянь.
И вдруг улыбнулась:
– Нет, наши никогда обо мне плохо не скажут.
Гребенников подал приглушенный подушкой голос:
– Я… я не сплю.
– Павлик!
– Не сплю… Я только устал.
Он проснулся – она трогала его за плечо:
– Павлик, куда же ты хочешь переехать?
Со сна он не понимал.
– Ты же сказал, что ты уедешь… а куда?
– Я не знаю. В Ленинград… Варапаев к себе в институт приглашал – давно, правда, было. Позвоню, узнаю.
Она плакала.
– Ну, что же ты плачешь… Перестань.
– Я тихо, тихо. Спи.
Она притихла. Он, продолжая спать, прислушался, плачет она или не плачет – понял, что плачет, и на этом понимании, не в силах переключиться, опять заснул.
– Уж лучше я уеду.
– Почему же лучше?
– Я нехорошая.
– Начинается, – сказал Гребенников.
Валя собирала вещи. И без конца повторяла, что она уедет. Она уедет в приволжский городок, где живет какая-то полузабытая тетка. Домой ей, Вале, возвращаться стыдно. Она не смогла жить в Москве, а там, в маленьком незнакомом городке, она попытается начать жизнь снова. Что ей здесь?..
– Только ты меня здесь и держал, Павлик.
– Ну, перестань.
– Может быть, ты все-таки меня опять полюбишь? Нет?.. Я ведь без тебя здесь погибну… – Она улыбалась: – Павличек, попробуй опять полюбить.
Сначала желание уехать было у Вали лишь настроением, причудой. Но реальность сложилась соответствующая. Вечером позвонили из аспирантуры. Валя выслушала, повесила трубку и вздохнула:
– Павличек, слышишь. Шеф умер.
– Старичок твой?
– Ага.
– Жалко.
Валя ничего не сказала, только вздохнула.
Гребенников спросил:
– А к кому тебя определили?
– К Черникову.
– Имя звучное. Известное.
– Боюсь я, Павлик.
– Чего?
– Завтра он вызывает меня на разговор.
– Это нормально. Он твой новый руководитель.
Она задумалась:
– Может быть, мне уехать и даже не разговаривать с ним?
И вдруг заплакала:
– Когда я без тебя, я всего боюсь, Павлик.
Черников после двухчасового разговора с Валей подытожил:
– Я догадывался, что знания ваши невелики. Но я и не подозревал, что вы просто ничего не знаете.
Валя молчала.
– Я вас уверяю, – продолжал Черников, – медалист-десятиклассник, готовящийся в вуз, знает неизмеримо больше, чем вы.
Валя попробовала улыбнуться козырной своей улыбкой. Не помогло. Черников дрогнул лишь на секунду. И уже опять его глаза смотрели сурово и твердо.
– Интересно, как это вы смогли окончить институт?
Валя опустила глаза.
– Что же вы больше не улыбаетесь?
Валя молчала.
– Вы не знаете простейших операций. Вас должны были выгнать уже на втором курсе.
На какую-то минуту (в конце разговора) он подал ей слабенькую надежду. Она поверила и опять заулыбалась. А он как бы лишний раз убедился. Он поиграл с ней, как кошка играет с мышью. А затем сказал:
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 45
