Отдел безопасности возглавлял полковник Калинин, по несчастливому для Светы стечению обстоятельств, — почитатель черновского «обаяния» и хороший приятель Луценко. Там же, в отделе безопасности, это начинание может и закончиться… Просто Калинин, посоветовавшись с Луценко, попросит Чернову написать очередную объяснительную, а той только этого и надо, чтобы еще раз продемонстрировать свой «слог и стиль»! Опять выставит Свету развалюхой с крышей набекрень, поведает о ее интимных проблемах, а мужики будут читать и веселиться над ней, бабой-дурой!
«Бросила бы ты все это — уволится она, и пусть! — несколько раз пытался вклиниться в ее мысли голосишко. — Опять ведь только хуже себе сделаешь…»
Свете захотелось заткнуть уши, чтобы не слушать этот свербящий голос. Но он звучал внутри, и заглушить его не было никакой возможности.
«Пусть болтает все, что хочет. Буду действовать, как решила».
А решила она даже Наташе об этом не сообщать, лишь бы та не стала ее отговаривать. Третьей докладной Света писать не будет — действительно, это похоже на преследование, но дискету отдаст Воробышку — пусть разбирается, что это там за чертежи и схемы. Есть надежда, что он не разберется, но Калинину не отдаст, а сразу перешлет ее в ФСБ, а там… Ну, если и не посадят, то нервы хоть этой бездушной сволочи помотают, и то хлеб… А там видно будет.
Света так и сделала. Чернова даже не обратила внимания на исчезновение коробки с дискетой. На вопрос, когда же она, наконец, уволится, Чернова ответила:
— Когда подыщу приличное место.
— Что-то вы все ходите и ходите на собеседования, а все без толку.
— Где-то я им не подхожу, где-то они не подходят мне.
И словно они и не находились в страшной, непримиримой ссоре, спокойно продолжила рассказ:
— Вот, например, институт парашютостроения…
— Что?
— НИИ парашютостроения — оказалось, есть в Москве и такой. Они еще планерами занимаются и парапланами… Хорошее место, люди интеллигентные и оклад неплохой…
— И какой же это «неплохой» в вашем понятии? — осведомилась Света возможно язвительнее.
— Шестьсот пятьдесят.
«О господи, и такие деньги человеку с улицы предлагают!» — екнуло Светино сердечко.
— И вы, надо полагать, отказались…
— Да, а кто согласится ездить от Щелковской сорок минут на автобусе к восьми утра?! Поэтому у них и половина штата не набрана… А расписание они менять не могут — оборонное предприятие.
— Мне надо точно знать, когда вы уходите.
— Как всегда, в самый неподходящий момент. Вы же сами говорили, что в отпуск я всегда ухожу в самое неподходящее время. Только из отпуска я через две недели возвращалась, но теперь… Так что готовьтесь к самому худшему. Так будет вернее. Неизвестно еще, что станет с нашим филиалом… Все, кто стоял у его колыбели, или умерли, или уволились. Я — последняя.
— Это в каком же смысле?
— В таком, что я была здесь первым инспектором по кадрам.
Света просто дар речи на секунду утратила от этой наглости.
— В первый раз слышу!
— Да почему — я об этом говорила. Первым человеком, кого я приняла на работу, была Анна Павловна Луценко — мы тогда и знакомы-то не были. Это мне покойный Алексашин халтурку подкинул…
— Ну, за вами просто надо ходить с диктофоном и записывать, что вы говорите! Одно открытие за другим!
— Вы уже, наверное, четвертая или пятая, кто собирался за мной записывать… Но дело-то вот в чем — мало кто может извлечь выгоду из моего ума, кроме меня самой. Хотя желающих всегда достаточно… Так что с ремонтом диктофона можно повременить.
Диктофон отделу когда-то подарил сам Алексашин, но работал он плохо и застревал в самый ответственный момент, и Свете пришлось отказаться от мысли составлять отчеты по переговорам с записи и вернуться к практике делать пометки, что было ужасно нудно.
— Нет, вы должны мне сказать, когда вы уходите!
— Когда мне надо, тогда и уйду. Или вам не терпится объясниться с Пал Никанорычем по поводу сплетен о его сексуальных подвигах? Это будет последним пунктом моей программы пребывания в этой фирме.
— Какая вы наглая!
— С битой мордой не хожу.
— Что?! Немедленно извинитесь!
— За что?
— За то, что вы так сказали!
— Но я действительно не хожу с битой мордой. Это факт моей биографии, и я могу повторять это сколько хочу. Вот выйду сейчас на ближайший перекресток и стану кричать: «Я не хожу с битой мордой!! Я не хожу с битой мордой!» — кто мне запретит? Могу повторить это и в кабинете у Пеструха — не желаете?
— Вы людей ненавидите!
— Я отношусь к людям нор-маль-но. Я помогаю на улицах старушкам, сдаю кровь для больных, я решаю задачки для чужих детей и шью им костюмы к школьным вечерам — что, этого недостаточно?..
Света не знала, что ответить. Задачки и костюмы — это было бестактное напоминание о Светиных дочках, которым часто помогала Чернова.
— И главное — я не пишу на людей доносов. Господь за это наказать может — он ведь тоже от доносчика пострадал, от Иуды. Не слыхали? Я в канцелярию. Опять ваша любимая Петрова будет спрашивать, чем кто здесь занят… И что ей такое ответить, чтоб она поверила?
Чернова вышла. А Света осталась в расстроенных чувствах. Опять Чернова оскорбила ее по-всякому, напомнила о ее унижениях, несчастьях и опрометчивых словах и поступках! И сделала это при чуть ли не плачущей Машутке!
А почему она опять заговорила о доносах? Света утром опоздала на час — вовремя не собралась, и Толька, обматерив ее по-черному при детях, уехал один. Света добиралась на перекладных лишних сорок минут и влетела в офис уже в половине одиннадцатого. Так что Чернова блаженствовала без нее в офисе три с лишним часа. Может, ее уже вызывали по поводу того файла?
Света, говоря с Воробышком, сама поражалась тому, как звонко, убедительно звучит ее голосок, рассказывавший первому заму о шпионских поползновениях Черновой, торговавшей секретами фирмы направо и налево, и за очень-очень хорошие доллары.
Воробьев не задался вопросом, какие такие у переводчика могут быть секреты и как это допустило начальство — и Света, и он сам, — но, в конце концов, ворованной дискетой не погнушался, не поинтересовался даже, откуда она у Светы, напротив, сразу озаботился этими чертежами и графиками и стал куда-то звонить по местному — она услыхала это, выходя из его кабинета. Может, уже что-то закрутилось, поэтому-то Чернова и нервничает? Вот бы было хорошо…
Но как же Свете все-таки повезло с мужиками-начальниками, Пеструшками-Воробышками! Не то что с мужьями или возлюбленными! Ни тот ни другой даже не задумались, почему это вдруг Чернова так вышла из фавора, разучилась работать и стала шпионить! Просто бросились на нее, заходясь в визгливом лае, как цепные шарики-бобики, стоило хитренькой Светочке слегка присвистнуть!..
