Итак, у нас всего сорок восемь часов, чтобы одолеть больше тысячи миль, к тому же, никто не знает, сколько нас ждет блокпостов. За мной приедут через два часа, и еще четыре часа у меня есть, чтобы подальше упрятать свои причиндалы в машине на случай осмотра. А пока я, пожалуй, немного подремлю.
1 ИЮЛЯ.
Уф! Ну и дела тут творятся! Мы приехали вчера около часа ночи, и я тотчас забыл о поездке. Остальные разъехались по ячейкам, и я временно остаюсь при Лос-Анджелеском Северо-Западном Полевом Штабе в местечке под названием Канога парк, что в двадцати милях; к северо-западу от Лос-Анджелеса. Очевидно, что Организация пустила тут более глубокие корни, чем где бы то ни было еще. В Лос-Анджелесе восемь полевых штабов, значит и подпольщиков примерно 500-700 человек.
Мне еще удалось поспать после приезда, а вот остальные как будто вовсе никогда не спят. Курьеры постоянно появляются и исчезают, совещания сменяют друг друга без перерывов. Только вечером мне посчастливилось ухватить одного человека и хоть как-то прояснить для себя ситуацию.
На утро следующего понедельника, то есть четвертое июля, назначено одновременно более шестисот акций на военных и гражданских объектах. Но так получилось, что одного из наших товарищей арестовали в среду, всего за несколько часов до нашего приезда. Похоже, это была чистой вода случайность.
Его остановили на улице для самой обычной проверки документов, и копы что-то заподозрили.
Поскольку этот человек не был членом Ордена, то от него не требовалось самоубийства в случае неизбежного ареста. В последние два дня все были сами не свои в ожидании, не скажет ли он чего под пыткой, так как он знал достаточно, чтобы Система – узнала о назначенных на понедельник акциях. Если узнает, то, даже не имея понятия о предполагаемых объектах, она повсюду усилит охрану – и степень риска взлетит до небес. У Революционного Штаба было два выхода: не дать заговорить арестованному или перепланировать все от начала до конца. Последнее практически невозможно: много всего было тщательно просчитано и синхронизировано, чтобы перенести акции на более ранний срок, их отменить нельзя, иначе придется ждать несколько месяцев – не говоря уж об огромном риске, если учесть количество задействованных людей, которым многое и давно известно.
Итак, вчера было решено пойти по первому пути. Но и это представляет собой большую проблему; мы не можем убить нашего товарища в Лос-Анджелесе не поставив под удар одного из наших наиболее ценных легалов, специального агента лос-анджелесского отделения ФБР. Место пребывания арестованного держалось в большой тайне. Если напасть на это место, то ФБР заподозрит всего полдюжины людей, которые владеют информацией. Как правило, если арестовывали наших людей, то на месте проводили всего лишь поверхностный допрос – чтобы удостовериться в их связях с Организацией. Если такие связи были, то арестованных отправляли в Вашингтон для более тщательного допроса израильскими пыточных дел мастерами. И как раз этого мы никак не могли допустить.
В данном конкретном случае странно было одно – и это два дня держало Революционный Штаб в состоянии мучительной нерешительности – почему ФБР держало нашего товарища тут, вместо того чтобы отправить его в Вашингтон уже в четверг утром, если была установлена его связь с Организацией. Никто этого не знал, даже наш легал. Не исключено, что сработала обычная волокита. Но, возможно, на сей раз, в отличие от обычной практики, решили привезти пыточную команду из Вашингтона сюда.
Что бы там ни было, РШ решил подождать и посмотреть, как будут разворачиваться события. Если арестованного не будут готовить к перелету в Вашингтон или допрашивать его тут в течение ближайших тридцати шести часов, проблема решится сама собой. Какую бы информацию он ни дал Системе потом, она все равно будет получена слишком поздно, чтобы помешать запланированным на понедельник акциям. Однако если перелет или допрос будут неминуемы до второй половины дня в воскресенье, нам придется немедленно совершить налет на тайную тюрьму, даже рискуя потерять единственного легала в местном отделении ФБР, который снабжал нас бесценной информацией. Я же до сих пор не знаю, зачем приехал сюда, и что буду делать, и, боюсь, никто этого не знает. Мне приказано ждать.
Итак, полагаю, нам опять предстоит трудный экзамен, как это уже было в 1991 году. Мне лишь кажется невероятным, что Организация и вправду начнет всеобъемлющую акцию через два дня! Общее число людей, которых мы можем поставить под ружье во всей стране, не превышает полутора тысяч, несмотря на множество новых членов, принятых в Организацию за последние месяцы. Даже если посчитать всех, включая женщин и легалов, нас вряд ли больше пяти тысяч, и около трети сконцентрированы сейчас здесь, в Калифорнии. Нереально – как будто комар задумал убить слона!
Конечно же, в понедельник мы не сокрушим Систему. Да и если бы сокрушили, не знали бы, что делать дальше, ведь Организация еще слишком малочисленна для того, чтобы брать бразды правления в свои руки и перестраивать американское общество.
Нам нужна в сто раз большая инфраструктура, чем мы имеем сейчас, чтобы взяться за эту работу.
В понедельник мы будем заниматься тем, что поднимем конфликт на новый уровень и воспрепятствуем стратегическим планам Системы в борьбе с нами. У нас действительно нет выбора; если Организация хочет выжить и развиваться в сегодняшних тяжелейших условиях, мы должны держать марку – это необходимо с психологической точки зрения.
Опасность стояния на месте заключается в том, что Система опять добьется равновесия, и люди привыкнут к этому. Единственный способ поддерживать сегодняшний приток к нам новых членов – это держать определенную часть населения в психологическом дисбалансе, чтобы люди не были стопроцентно убеждены, будто Система все еще сильна и может в любой момент стереть нас с лица земли, чтобы они знали: мы непобедимы и рано или поздно война коснется и их тоже. В противном случае ублюдки, которым грош цена, постараются отсидеться в тепленьком местечке. Американцы уже доказали, что они способны бесстыже наслаждаться земными благами даже в самых невозможных условиях – пока новые трудности достаточно постепенно входят в их жизнь, давая им привыкнуть. Вот самая большая опасность, которой чревато наше бездействие. Кроме того, политическая полиция понемногу завинчивает гайки. Несмотря на экстраординарные меры безопасности, она найдет способ заслать в Организацию шпионов и погубить нас – если мы дадим ей время. А нам становится все труднее ездить по стране, не попадаясь ей в лапы. Очень скоро начнет действовать новая внутренняя паспортная система, которую мы не дали внедрить год назад; а она вдвое хуже прежней. Не представляю, как мы будем тогда выживать. Впрочем, оглядываясь на прошедшие два года, я тоже удивляюсь, как нам удалось выжить. Сто раз мне приходило в голову, что мы не доживем до следующего месяца.
Причина отчасти в том, что мы никак не можем приписать себе в заслугу неэффективность Системы. Ее представители наделали массу ошибок и не сумели воспользоваться благоприятными обстоятельствами, когда могли легко сломать нас.
Создается впечатление, что только Е лезут из кожи вон, сражаясь с нами, а остальные лишь наблюдают. Спасибо «равным возможностям» – и всем Ни в ФБР и армии – за это! Система стала до того коррумпированной, продажной, что только Е чувствуют себя в ней, как дома, и никто не желает быть ей преданным.
