Многие благородные невесты не были столь желанны.
Если это означает, что она повинна в грехе тщеславия, то будь по сему.
Бродик проводил ее через двор, где на них пялили глаза несколько мужчин. Он крепко держал ее руку, хотя она и пыталась освободиться. Их окружала ночь. Даже в башне свет был едва заметен. Несколько фонарей были зажжены вдоль стен. Было тихо, слуг не было видно поблизости. Бродик повел ее вверх по лестнице, бесшумно ступая по каменным ступеням. Для столь крупного мужчины он передвигался очень ловко. Это о многом говорило. Очевидно, отец придавал большое значение его обучению. Ни один мужчина не научится нести должным образом свой вес без соответствующей тренировки. Мальчики учатся этому с пяти лет, и в это же время девочки начинают обучение под руководством матерей. Леди Мэри обучали танцам, умению ходить и светскому этикету в течение нескольких лет, прежде чем она была представлена ко двору.
Бродик втащил Анну в спальню, где они провели вместе предыдущую ночь. За день здесь произошли изменения. Три красочных гобелена закрывали стену вблизи камина. Вновь появившийся столик украшал комплект серебряных канделябров, в которых горели свечи, освещая спальню желтоватым сиянием.
На столе стояло зеркало. Анна ахнула, увидев этот весьма дорогостоящий предмет. Она не могла вспомнить, когда в последний раз ей довелось посмотреться в зеркало Филиппы. Оно стоило больше, чем лошадь, на которой Анна приехала в Стерлинг. Пламя свечи отражалось на поверхности зеркального стекла и напоминало гипнотический языческий танец. Это было чрезвычайно дорогим предметом даже для графского дома.
Анна протянула руку, погладила серебряную раму зеркала. Рядом с пламенем появилось ее отражение. Анна с удивлением смотрела на свое лицо.
Ее губы были слегка припухшими и более чувственными, чем она сама полагала. Она знала, что волосы у нее каштановые, но в зеркале они имели медный отлив, небольшие прядки выбивались из косы, которую помог уложить Бродик. Кожа у нее была белоснежной и гладкой, как свежая сметана, но сейчас, при свечном освещении, она казалась слегка кремовой.
— Наверняка Элен тебя оценила, — сказал за ее спиной Бродик. — Так же, как и я.
Он обвил ее руками. Объятия его были теплыми и крепкими, Анна могла их сравнить разве что с объятиями мамы. И напоминали, насколько он сильный. Она спиной почувствовала, как бьется его сердце. Уголки его губ дрогнули, когда он увидел ее в зеркале. Его рука соскользнула с талии и легла на холмики ее грудей. И, несмотря на блузку и корсет, ее тело отреагировало одобрительно. Пальцы Бродика дотронулись до обнаженных выпуклостей выше корсета.
— Я очень рад, что тебе понравился мой свадебный подарок.
— Подарок?
У нее перехватило дыхание, когда его рука двинулась к ее обнаженному горлу. Она чувствовала себя такой уязвимой: шея была очень хрупкой, а его рука обладала огромной силой.
— Да. Зеркало — подарок тебе. Один мой хороший друг недавно привез его из своего путешествия по Франции.
— Это очень… Очень любезно.
Он наклонился, и Анна зачарованно наблюдала, как он целовал ей шею. Это невероятно возбуждало. Она видела, как его губы касаются гладкой поверхности ее горла. По ее телу пробежала волна дрожи.
Пальцы Бродика расстегнули первую пуговицу блузки, затем вторую. Она тихонько ахнула, когда его пальцы дотронулись до обнаженной кожи. Она неотрывно наблюдала за его действиями, возбуждение ее все возрастало. В зеркале отразился ее корсет и груди.
— Так приятно любоваться на это.
Он снял ей блузку через голову, затем стащил ее с рук. На короткий момент он отошел на шаг, чтобы окончательно стянуть ее с запястий. Анна задрожала и счастливо вздохнула, когда он вернулся и снова прижался к ней всем телом.
Ее внимание было приковано к разнице их тел. Его плечи были слишком широки, лицо было грубее, челюсть резко выдавалась вперед. В его лице не было округлостей, присущих ей. Ее глаза были окаймлены более длинными ресницами, что придавало им кокетливый вид.
— Мы представляем собой весьма интересное зрелище. Мне особенно нравится, что в зеркале видна твоя очаровательная кожа.
— Должно быть, это плохо.
Его пальцы легли на середину корсета, и она в упор посмотрела на него.
— Это почему?
Его голос обрел тональность, которая была ему свойственна, когда он был в возбуждении. Анна опустила глаза вниз, туда, где килт скрывал от ее взора его бедра.
К ее лицу прилил жар, ресницы затрепетали. Глаза Бродика заблестели, когда он заметил эту ее реакцию. Прерывисто задышав, Анна попыталась отойти, но он удержал ее. Он наклонил голову, и Анна видела, что губы его приоткрылись. Он легонько сомкнул их вокруг мочки ее уха.
— Бродик…
— Да, жена. — Он смотрел на ее отражение. — Что плохого в том, если я получаю удовольствие, созерцая тебя в зеркале. Я купил его для того, чтобы доставить тебе радость. Или ты станешь отрицать, что довольна?
Из уст Анны вылетел звук, свидетельствующий о некотором смущении, никаких других звуков не было слышно. Он хмыкнул у нее над ухом. Все то, что она могла видеть и ощущать, ее будоражило и опьяняло. Его пальцы дотянулись до узелка, который удерживал корсаж. Быстрым движением он развязал его. Затем потянул согнутым пальцем за шнурок и распустил шнуровку сверху. Ее груди казались отяжелевшими, даже набухшими. После этого Бродик стал распускать следующие ряды шнуровки. В конце концов корсаж соскользнул.
— Я думаю, в этом моменте есть что-то очень естественное.
Бродик стащил корсаж и небрежно бросил его на пол. Ее рубашка, сделанная из хлопка, была очень тонкой, сквозь нее просвечивали темные соски. Новый вздох вырвался из ее груди. Его ладони оказались над холмиками грудей, и лишь двумя кончиками пальцев он притронулся к ним. Соски под материей напружинились, их верхушки стали видны в зеркале.
— Вот оно, зрелище, которое я не хотел бы пропустить. У тебя очень симпатичные соски.
В самом деле? Она не знала. Переведя взгляд на его лицо, она прочитала на нем необоримое желание. Ее юбки свалились вниз. Бродик развязал их без колебаний.
— Но ведь мы уже… гм…
— Уже? Я это очень хорошо помню.
В голосе его послышались веселые нотки.
— Почему ты подшучиваешь надо мной?
Теперь рубашка свободно облегала ее фигуру. Пламя свечи освещало изгибы тела, заставляя ее взглянуть на себя как на некое языческое изваяние. Жар медленно, но верно распространялся по всему телу. Он не был похож на острую вспышку желания, которую она испытала в конюшне.
— Кто тебе сказал, что мужчины могут заниматься любовью только один раз за ночь?
Он положил ладони ей на бедра поверх рубашки. От этого материя натянулась, и затвердевшие соски стали видны еще отчетливее.
