— Ну ты, эстет! — отреагировал хозяин на пантомиму Совина. — Чего припёрся-то?
— Какой ты нетактичный всё-таки, — тяжело вздохнул Дмитрий. — И что самое страшное, тебя ведь уже не перевоспитаешь.
— Болтай-болтай. Чего надо?
— Ладно, раз так — бери ручку и записывай. Где-то в марте тремя пьяными подростками был забит насмерть некий Владислав Семенов. Подростков (Совин делал ударение на первой в слове букве «о») нашли сразу. Посадили. Мне нужны их имена. Это первое. Второе: адреса мест заключения. Третье: свидание со всеми тремя.
— И ключ от квартиры, где деньги лежат? — печально осведомился подполковник Корзунов.
— Денег у тебя, мента, нетути. Так что и ключ мне твой не нужен.
— И когда тебе это все нужно?
— Вчера.
Палыч пригорюнился.
— Палыч, надо. Мне не хотелось бы тебя так напрягать, но деваться некуда. И не к кому идти.
— Я, конечно, напрягусь. Но в любом случае — информация будет не раньше вечера понедельника. А что случилось? Не расскажешь?
— Не расскажу. Пока.
— А потом?
— А потом, Палыч, сдается мне, что твоя помощь понадобится. И не только твоя. Может быть, и парней в камуфляже и масках придется вызывать на подмогу.
— Что, все так серьёзно?
— Не исключено.
— Слышь, Димка, а тебя не убьют? — тихо спросил подполковник. — Может, это… посерьёзнее как-нибудь к твоим вопросам подойти? Может, все-таки расскажешь?
— Спасибо, Палыч. Ты настоящий друг. Это я не шучу, так что ты не обижайся. Меня два раза уже пытались убить. Я думаю, что третьей попытки не будет. Не оттого, что они не хотят, а от того, что у них просто не получится со мной встретиться, где бы они меня ни искали. Сегодня я ночую на работе. Завтра, возможно, у тебя. Ты уж извини за такую наглость. А потом съезжу по адресам, которые ты мне дашь.
— В зону?
— Да, Палыч. И ты мне еще три письма к начальникам колоний напишешь, чтобы я смог с этими ребятами встретиться. На фирменном бланке. С печатью и подписью. Ну, типа, журналистское расследование, цикл программ и тому подобное. Сам додумаешь. Ученого учить — только портить. Ведь напишешь?
— Мне башку свинтят, если узнают. Может быть, как-нибудь без писем, а?
— Не свинтят. Думаю, тебе такое дело в руки приплывёт, что тебе всё простят.
— Смотри, Дима.
— Палыч, я тебя когда-нибудь подставлял? Нет. И в этот раз не подставлю. Давай ещё по чуть-чуть, прячь коньяк и пошли обедать…
Хозяин кабинета тщательно замаскировал заветную бутылку и бокалы.
— Ну, выпили, мужички? — встретила их Наталья.
Мужички попытались сделать честные глаза.
— Вы мне глазки не стройте, Шерлоки Холмсы занюханные, Эркюли Пуары примитивные. Я жена. Я вас, подлецов, насквозь вижу. И бутылку вашу за книгами тоже. Давай, Николай, тащи остатки, допьём, и я с вами тоже выпью.
— Палыч, ты от нее деньги в ствол пистолета не прячешь? Помнишь в «Месте встречи…» сыщик один?..
— Вы ещё заминируйте что-нибудь в квартире! — отозвалась Наталья. — Лейтенанты Коломбы! Миссисы Марплы! — Подумала мгновение и добавила в сердцах: — Блин!
Палыч построился по стойке «смирно» и печатным парадным шагом ушел за остатками коньяка.
— Вот так-то лучше, — сообщила ему вслед супруга. — Садись, Дим, на своё место. Рассказывай, как сам-то. Только не ври.
— В другой раз, Наташа. Вот дельце одно закончу, тогда и расскажу.
— Договорились. Не хочешь рассказывать, не надо. Давай просто поболтаем. Как там Татьяна?
…Обед прошел, без ехидства, в теплой дружеской обстановке. Совин любил этот дом и этих людей. Здесь ему было тепло и хорошо.
И безопасно, что тоже немаловажно. Несколько устал Дмитрий Георгиевич от покушений. Пусть даже неудавшихся.
* * *
После обеда, поставив машину, как уже говорилось, на незнакомой стоянке, Дмитрий Георгиевич Совин поиграл в DOOM и занялся компьютерными художествами.
Хорошая это штука — компьютер! Кто в детстве не пририсовывал усы и бороды на портретах писателей и исторических персонажей в школьных учебниках? Не исключено, что эта тайная страсть подвигла повзрослевших и ставших программистами школьников на создание интереснейших программ. В этих программах на фотографии реальных людей можно было и пририсовывать усы, и надевать очки и шляпы, и вообще творить с ними что угодно. Чем Совин не без успеха и занимался этой ночью. Фотографий было несколько. Человек, на них изображенный, — только один.
Далеко за полночь компьютерный художник Дмитрий Совин критически оглядел еще раз создание своих рук.
И, само собой разумеется, в голову начитанного художника пришла бессмертная цитата из бессмертного произведения Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев». И именно из главы, где рассказывалось о прибытии парохода в город Васюки. Да, то место, где описывается гигантский плакат, изготовленный художниками Бендером и Воробьяниновым: «…шкодливая рука Остапа изобразила некий обрубок с сахарной головой и тонкими плетьми вместо рук…»
Впрочем, нет. Пожалуй, коллега сына турецко-подданного Остапа-Сулеймана-Берты-Марии-Бендер-бея был к себе излишне критично настроен. Получилось очень даже ничего.
Совин вывел на цветном струйном принтере несколько вариантов фотографий, выключил всю технику и улегся спать. Точнее было бы сказать — уселся. Кровати не было, но было кресло…
Вечер двадцать восьмой ВОСКРЕСЕНЬЕ, 31 МАЯ
Этот воскресный вечер Совин снова проводил на работе. Было что заносить в память компьютера, было над чем подумать.
* * *
Ранним утром он позвонил в дверь квартиры одного, точнее — одной из свидетельниц гибели Володи Андреева под колесами автомашины.
Совину открыли, а когда он, предъявив соответствующее удостоверение, отрекомендовался сотрудником радиостанции, его впустили. Но убеждать Наталью Андреевну Савельеву посмотреть на снимки пришлось довольно долго.
При нынешней криминальной обстановке в России люди шли в свидетели крайне неохотно, опасаясь серьезных неприятностей. Что же делать, если не существует в родной стране то, что наличествует, например, в тех же Штатах: программа защиты свидетелей. Хотя будь она (программа) в России, Совин с трудом представлял, как она работала бы. Кто при наших стойких родственных связях, при наличии рабочего места в Москве, согласился бы бросить всё и уехать в какую-нибудь Тмутаракань. Нет, и существуй такая программа, она всё равно в нынешних условиях бездействовала бы.
Америка — другое дело. Потомки бродяг со всей Европы и Азии, нация, где родственные связи довольно слабы… Да и условия жизни практически одинаковы повсюду — что в Нью-Йорке, что в любом другом приличном городе. А у нас? Попробуйте уговорить москвича уехать в какую-нибудь Воркуту! Нет, это из Воркуты народ в Москву норовит…
