Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 136
К вящему моему удивлению, обнаружилось, что во дворе все готово к Имболку. Артур всегда терпеть не мог любого рода священнодействия, и всяческие обряды и ритуалы оставлял главным образом на усмотрение Гвиневеры, она же в жизни не отмечала грубых деревенских праздников вроде Имболка. Но сегодня посреди двора красовался гигантский, сплетенный из соломы обруч, а в переносном загоне к маткам жались новорожденные ягнята. Кулух поприветствовал нас — и лукаво кивнул в сторону обруча.
— Вот тебе случай обзавестись еще младенцем, — поддразнил он Кайнвин.
— Так я ж затем и приехала, — отозвалась она, целуя его. — На твоем-то счету сколько?
— Двадцать один, — гордо объявил Кулух.
— И от скольких же матерей?
— От десяти, — ухмыльнулся он, хлопая меня по спине. — Завтра нам наконец-то сообщат, что от нас требуется.
— Нам — это кому?
— Тебе, мне, Саграмору, Галахаду, Ланвалю, Балину, Морфансу, — Кулух пожал плечами, — ну, словом, всем.
— Арганте здесь? — спросил я.
— А кто, по-твоему, обруч-то установил? — хмыкнул он. — Это все ее задумка. Она и друида из Деметии привезла; нынче вечером мы и за стол-то не сядем, не воздав прежде почестей Нантосуэлте.
— А кто это? — не поняла Кайнвин.
— Да богиня такая, — небрежно пояснил Кулух. Богов и богинь было такое великое множество, что никому, кроме разве друида, не удалось бы запомнить всех имен; ни Кайнвин, ни я в жизни ни про какую Нантосуэлту не слышали.
Артура с Арганте мы увидели лишь после наступления темноты, когда Хигвидд, Артуров слуга, созвал нас всех во двор, подсвеченный просмоленными факелами в железных скобах. Я вспомнил ту, Мерлинову ночь и благоговейную толпу — людей, что поднимали недужных младенцев и калек навстречу Олвен Серебряной. А теперь вот знатные лорды и их жены смущенно переминались с ноги на ногу по обе стороны от плетеного обруча, а на возвышении в западном конце двора стояли три кресла, задрапированных белой тканью. Рядом с обручем ждал друид: надо думать, колдун, привезенный Арганте из отцовского королевства. Невысокий, коренастый, с буйной черной бородой, в которую были вплетены клочья лисьей шерсти и связки мелких косточек.
— Его зовут Фергал, — шепнул мне Галахад. — Христиан он ненавидит лютой ненавистью. Весь вечер закидывал меня заклинаниями, а тут возьми и появись Саграмор — и Фергал чуть в обморок не грохнулся от ужаса. Подумал, это Кром Даб нагрянул собственной персоной. — Галахад расхохотался.
Саграмор и в самом деле сошел бы за темного бога: одет он был в черную кожу, у бедра — меч в черных ножнах. Он приехал в Линдинис со своей дюжей, благодушной женой-саксонкой Маллой; эти двое стояли чуть в стороне в дальнем конце двора. Саграмор поклонялся Митре, а вот бриттских богов оставлял без внимания, но Малла до сих пор молилась саксонским богам — Водену, Эостре, Тунору, Фиру и Сеакснет.
Здесь собрались все Артуровы вожди; хотя, дожидаясь Артура, я размышлял о тех, кого с нами уже не было. Кай, выросший вместе с Артуром в далеком Гвинедде, погиб в Думнонийской Иске во время Ланселотова мятежа. Его убили христиане. Агравейн, что долгие годы командовал Артуровой конницей, умер зимой от лихорадки. Его обязанности принял на себя Балин: этот притащил в Линдинис трех жен и целый выводок крепышей-детишек. Те в ужасе пялились на Морфанса, самого уродливого человека во всей Британии; мы же так к нему привыкли, что уже не замечали ни заячьей губы, ни зобастой шеи, ни перекошенной челюсти. Если не считать Гвидра, еще совсем мальчишки, я, похоже, был здесь самым младшим — и мысль эта потрясла меня до глубины души. Мы нуждались в новых военных вождях, и я тут же мысленно решил, что дам Иссе собственный отряд, как только война с саксами закончится. Если, конечно, Исса останется в живых. Равно как и я сам.
Галахад приглядывал за Гвидром; завидев нас с Кайнвин, оба подошли к нам. Галахад всегда был хорош собою, но теперь, в зрелые годы, красота его обрела особое благородство. Золотые волосы поседели; кроме того, он отрастил небольшую острую бородку. Галахад и я всегда были хорошими друзьями, но в ту трудную зиму он, пожалуй, был ближе к Артуру, нежели к кому другому. При позорной для Артура сцене в морском дворце Галахад не присутствовал; благодаря этому, а также его спокойному сочувствию Артур и терпел его общество. Кайнвин, понизив голос так, чтобы не услышал Гвидр, спросила, как там Артур.
— Вот бы знать бы, — вздохнул Галахад.
— Наверняка он счастлив, — предположила Кайнвин.
— С какой бы стати?
— Как насчет молодой жены? — изогнула бровь Кайнвин. Галахад усмехнулся.
— Когда у путешественника по дороге украдут коня, милая госпожа, частенько случается так, что замену он выбирает наспех.
— И в результате так и не оседлает ни разу? — грубо спросил я.
— А, Дерфель, и ты сплетен наслушался? — отозвался Галахад, не подтверждая моих слов, равно как и не отрицая. Он улыбнулся. — Брак для меня великая тайна есть, — туманно добавил он.
Сам Галахад так и не женился. Собственно, он нигде и не обосновался толком после того, как Инис Требс, его дом, пал под натиском франков. С тех самых пор Галахад обретался в Думнонии, на его глазах выросло и повзрослело целое поколение детей, а он по-прежнему жил как в гостях. В дурноварийском дворце ему отвели собственные покои, да только из обстановки там почти ничего не было, и удобств — никаких. Он разъезжал с Артуровыми поручениями по всей Британии из конца в конец — улаживал споры с соседними королевствами либо сопровождал Саграмора в набегах вдоль саксонской границы, — и казалось, счастлив он лишь тогда, когда занят делом. Мне порою мерещилось, будто он влюблен в Гвиневеру, но Кайнвин всегда высмеивала эту мою догадку. Галахад, уверяла она, влюблен в совершенство: слишком уж он придирчив, чтобы полюбить живую женщину. Он любит саму идею женственности, объясняла Кайнвин, а вот реальность — недуги, и кровь, и боль, — ему претит. В битве он к такого рода вещам никакого отвращения не выказывал, но это потому, утверждала Кайнвин, что в битве кровью истекают мужи и не в лучшем свете предстают они же, а мужчин Галахад в жизни не идеализировал, только женщин. Может, Кайнвин и была права, не знаю. Знаю лишь, что порою мой друг, надо думать, мучился одиночеством, хотя жаловаться не жаловался.
— Артур очень гордится своей Арганте, — мягко промолвил Галахад, но по тону его было ясно: он чего-то недоговаривает.
— Но она — не Гвиневера? — подсказал я.
— Ни разу не Гвиневера, — согласился Галахад, благодарный мне за то, что я озвучил его мысль, — хотя кое в чем они схожи.
— Например? — полюбопытствовала Кайнвин.
— Арганте честолюбива, — с сомнением протянул Галахад. — Она считает, Артур должен уступить Силурию ее отцу.
— Но Силурией Артур распоряжаться не вправе: Силурия не его! — возразил я.
— Не его, — согласился Галахад, — но Арганте думает, Артур сможет ее завоевать.
Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 136
