Книга Знак убийцы - Люк Фиве

Американец еще немного побродил в толпе. Первое имя в афише вечера еще, наверное, ответит на бесчисленные вопросы приглашенных. Осмонд задержался около высокой витрины, где на видном месте стояли книги Мишеля Делма, Хо Ван Ксана и Лоранс Эмбер. Он полистал книгу Делма, и у него кольнуло в сердце при виде фотографии на задней обложке: его старый учитель в безупречной бабочке, улыбающийся и воодушевленный, словно молодой ученый, бодро выходит с факультета… Человек, которому он обязан всем, его духовный отец…

Он поднял голову: какая-то дама, прекрасная во всех отношениях, украдкой следила за ним, словно подозревала, что он хочет украсть книгу. Скорее из раздражения, он положил книжку на место, повернулся к бестактной даме и, скорчив ей гримасу, высунул язык, совсем как Эйнштейн на известной фотографии. Бедняжка вытаращила глаза, как курица-несушка и, кудахтая, отошла подальше.

Оскорбление, нанесенное буржуазной даме, немного утешило сердце Питера, и он вдруг отметил один неопровержимый факт: из трех авторов выставленных на витрине книг двое совсем недавно умерли насильственной смертью. Это не было суеверием, но в том, что Лоранс Эмбер оказалась в компании с этими ушедшими из жизни людьми, было что-то леденящее.

К счастью, в эту минуту подошла Эмбер. Явно довольная всеобщим вниманием, она буквально сияла.

— Я вижу, ты успел познакомиться с лучшими источниками! — воскликнула она, громко рассмеявшись.

Ее эйфория явно объяснялась как шампанским, так и общением с прессой. Осмонд счел разумным не охлаждать ее энтузиазма тем, что, возможно, было просто глупым предчувствием.

— Так вот, — поддразнил он ее, пожимая плечами, — если ты подаришь мне свою книгу, обещаю прочесть ее до конца…

— Но я и так собиралась! Знаешь, она уже получила благожелательный отзыв в «Новом обозревателе» и в «Экспрессе»? И даже была рецензия в «Монд»!

— Годовски должен быть доволен…

— О, Годовски… Если бы ты знала, насколько мне наплевать на него… Что он воображает себе, этот предвестник несчастья? Что я жертвую сотнями человеческих эмбрионов, дабы соответствовать неприкосновенным критериям репродуктивных экспериментов?

Осмонд предпочел оставить свои аргументы до другого случая. Он улыбнулся;

— Согласно ему, эволюция имеет единственный смысл; твой пупок.

— Правда? Главное, у него не слишком изысканный запас слов. Он поносит тебя еще за… как это слово… за ханжество!

— Узнаю его…

Лоранс взяла два бокала шампанского. С радостным видом подняла свой.

— За что пьем? — хитро спросила она.

Осмонда охватили воспоминания. Когда-то они часто чокались за их любовь, и совершенно очевидно, что тогда они, пожалуй, считали это незыблемым и вечным. Потом, как и всё на Земле, это ушло в небытие…

— За науку? — предложил Осмонд тост нейтральный, благоразумный и очень профессиональный.

— Пусть… — согласилась она. — Это не слишком романтично, но по крайней мере в этом у нас нет разногласий.

— Yes… Потому что насчет внутренней логики эмбриона…

— Я знаю, — сказала Лоранс, поднимая глаза к небу, — ты не веришь ни во что, ты довольствуешься тем, что рассматриваешь факты, не задумываясь о последствиях…

Осмонд подумал, что их разговор неизбежно скатится к большому теоретическому спору, как всегда случается, когда ученый встречает коллегу. Он не хотел полемизировать, но все же не мог оставить без ответа подобные слова! Внезапно он весь предался спору, и хрустальные люстры, элегантные платья и подносы с печеньем перестали для него существовать.

— Я задумываюсь о последствиях, Лоранс, как и все… Но, право, я не вижу, что Бог сотворил в этой истории! Что, в конце концов, хочешь ты доказать? Химическую формулу божества? Сколько атомов водорода и сколько атомов углерода?

— Питер, не будь дураком! Можно подумать, что я слышу Годовски! По его понятиям мы то ли неудовлетворенные, то ли выжившие из ума старики. И даже агенты американского империализма, как ты!

— My God! — с негодованием воскликнул Осмонд.

— Не рассуждай о том, в чем не разбираешься, — подтрунила над ним Лоранс. Неожиданно она помрачнела. На ее лицо легло выражение тайной боли. — Я думаю, ты не оцениваешь трудности, с которыми я сталкиваюсь ежедневно. Постоянная борьба, чтобы добиться кредитов и опубликовать результаты своих работ… При той важности, какую это означает для моих программ по исследованию изменяющихся свойств генома человека… И все из-за того, что такие, как Годовски, выставляют меня фантазеркой или, еще хуже, невеждой. Откровенно говоря, когда их слушаешь, то говоришь себе, что обскурантизм[53]сменил поле деятельности. Сегодня ученые заняли место инквизиторов и приговаривают всех тех, кто думает не точно так же, как они: верующий ученый — шарлатан, и точка. Подумай сам, как бы на меня накинулись, будь я буддисткой?

Осмонд посмотрел на свою подругу и почувствовал ее смятение; никогда он не рассматривал проблему под этим углом.

Увлеченные разговором, они пришли теперь в темный зал, где демонстрировали 3D-анимации Большого Взрыва и также воспроизведение взрыва какой-то сверхновой звезды. Осмонд оглянулся, убеждаясь, что никто их не подслушивает, и понизил голос.

— Но что отвечаешь ты Годовски, когда он утверждает, что во время ваших коллоквиумов вы представляетесь не Научным обществом, а прячетесь за «Оливером»?

Глаза Лоранс Эмбер вспыхнули гневом.

— Ты явно считаешь, что участники наших собраний приходят, не понимая, куда идут? Мы собираем более десяти тысяч человек во время наших дебатов. Нельзя так ошибаться в людях! И мы ставим себе в заслугу, что приглашаем ученых, которые совершенно не разделяют наши идеи. Ученых, как ты, если тебе угодно…

— У меня достаточно врагов такого толка в Соединенных Штатах… Но это говорит не один Годовски. Есть еще и биохимик Ив Матиоле.

— Матиоле? — воскликнула Лоранс Эмбер. — Но он пришел по доброй воле! И в проспекте презентации коллоквиума, на котором он выступил. Научное общество было обозначено без всяких сокращений. Он или лгун, или тупица.

Осмонд словно снова увидел этого представительного мужчину; он мог быть кем угодно, но только не тупицей.

Лоранс повела друга в главный зал, где публика уже начинала редеть.

— Пойдем, я познакомлю тебя с вице-президентом Общества Жаком Руайе.

Осмонд уже видел приближающегося к ним невысокого мужчину лет пятидесяти с радостным красным лицом. Еще один тип с внешностью агента безопасности и ненамного более живым умом. Это для американца было уже слишком.

— О нет, продолжим вечер где-нибудь в другом месте! — воскликнул он, беря Лоранс за руку. — Здесь я чувствую себя чужаком!