– Теперь слишком поздно, сладкая девочка, – прохрипел он. – Ты пробудила во мне нечто такое, что не сумела ни одна другая женщина. Я не знаю, что это, но я твердо намерен это выяснить.
Бич погладил кончиками пальцев обольстительный цветок, который был открыт его взору. Шеннон задрожала и издала тихий стон.
– Скажи мне еще раз, что ты хочешь меня, – хрипло попросил Бич.
Говоря это, он стал раздвигать двумя пальцами набухшие, возбужденные лепестки, пытаясь отыскать внутри нектар.
– Да, – хриплым шепотом подтвердила Шеннон, приподнимаясь навстречу его руке. – Да!
– Сладкая девочка!… Мне так приятно видеть, что ты испытываешь наслаждение.
Она хотела что-то сказать, но у нее стеснилось дыхание, поскольку она ощутила, что ласки Бича стали еще интенсивней. Его пальцы погрузились в глубину. Ощутить его в себе, хотя бы в такой незначительной степени – это было ни с чем не сравнимое чувство. Бисеринки пота выступили на ее теле, кожа покраснела и стала еще более чувствительной.
Но не было ничего чувствительнее горячей плоти, которую все разнообразнее ласкала мужская рука. Сладостные ощущения распространялись вширь и вглубь, проникали во все уголки тела, усиливались, росли, и неукротимое желание заставляло ее выгибаться и трепетать.
Шеннон стонала, приподнимала бедра, словно умоляя Бича еще глубже погрузиться в ее лоно.
Но ласки Бича, наоборот, стали потихоньку слабеть.
– Еще не время, – хрипло сказал он. – Ты еще не готова. Ты еще напряжена, сладкая девочка. А я не такой неумеха, как твой бывший муж. Мы подойдем к цели не спеша. Вот таким образом…
Шеннон застонала снова, ощутив давление на пылающую плоть и испытав сладостные ощущения, которые все возрастали и обещали достигнуть такой же кульминации, какую однажды уже подарили ей руки Бича. Она уже была близка к достижению сладостного пика, когда почувствовала, что рука покидает ее лоно, оставляя разочарованной и недоумевающей. Впрочем, через несколько минут рука снова вернулась к ноющей плоти, возобновив горячую ласку, обещая блаженство и даря муки ожидания.
Шеннон горячечно металась, умоляя его положить конец мукам. Бич закрыл глаза, спасаясь от пота, который выступил по всему телу. Казалось, это было выше его сил – видеть женскую наготу, касаться возбужденной плоти, слышать мольбы Шеннон – и не овладеть ею.
– Держись, сладкая девочка, – прохрипел он. – Еще немного. Еще чуть-чуть поглубже – и…
Бич оборвал фразу на полуслове, словно его ударили топором. Он уставился на Шеннон, в нем боролись гнев и изумление.
– Ты девственница.
Шеннон молча смотрела на Бича, явно не понимая, что явилось причиной его гнева.
Бич вскочил на ноги и встал перед Шеннон.
– Наивная, говоришь? Как бы не так! – выкрикнул он. – Ха! Ты такая наивная, как лиса, маленькая вдовушка! Ты решила, что я подарю тебе обручальное кольцо, если ты завлечешь меня и вынудишь лишить тебя девственности!…
Ошеломленная, дрожащая Шеннон поняла лишь одно: кульминации, которая была ей так необходима, не бывать. Ей хотелось зарыдать, застонать и броситься на Бича, но не хватало воздуха.
А Бич… Никогда еще за всю свою бродячую жизнь он не приходил в такое бешенство.
– Что за странный брак у тебя с этим старым охотником за людьми? – свирепо спросил Бич.
– Не понимаю, – дрожащим голосом сказала Шеннон.
– Черта с два ты не понимаешь! Молчаливый Джон был никудышным золотоискателем, но никто лучше него не мог выследить человека и убить его.
В широко раскрытых глазах Шеннон читалось смятение.
– Он никогда не говорил…
– Черт побери! – перебил ее Бич. – Он ничего не говорил! Молчаливый Джон. Молчащий, как могильная плита. Некоторые так и называли его: Джон Могильная Плита. Это прозвище он тоже заслужил.
Бич скользнул взглядом по лежавшей Шеннон. Она внезапно осознала, что лежит нагая перед рассерженным мужчиной, и почувствовала прилив стыда. Она нащупала рубашку, натянула ее и дрожащими пальцами застегнула пуговицы.
– В жилах этого человека, должно быть, текла ледяная вода вместо крови, – сквозь зубы процедил Бич, наблюдая за тем, как дивной красоты груди исчезают под льняной, выношенной материей. – Он владел тобой целых семь лет и почти не тронул тебя!
– Он вообще не трогал меня!
– Вообще не трогал? – Бич принужденно рассмеялся, не веря сказанному. – Даже такой старый киллер, как он, не может не испытать удовольствия, когда начнет тебя раздевать и…
– Молчаливый Джон – мой двоюродный дедушка! – перебила его Шеннон. – Он никогда меня не трогал! Не прикасался вообще! Он даже не пожал мне руки, когда я принесла своего первого оленя… Не дернул ни разу за косу, когда проходил мимо меня!… Не погладил по голове, когда я научилась печь бисквиты так, как это нравилось ему!… Никто не ласкал меня с тех пор, как умерла моя мама!
Говоря это, Шеннон потянула к себе одно из одеял Бича и прикрыла наготу бедер.
– А потом появился ты со своими горящими, голодными глазами, с улыбкой падшего ангела и ласковыми руками, – шепотом закончила Шеннон.
Она закрыла глаза, чтобы не видеть лица Бича, на котором ясно читались гнев и презрение.
– Почему ты не сказала, что ты девушка? – более спокойным тоном спросил Бич.
– Я говорила.
– Чушь!
– Пошел бы ты к черту, перекати-поле! И побыстрее!
Бич посмотрел на девушку, которая лежала перед ним в кое-как застегнутой рубашке, наспех прикрыв концом одеяла бедра. В эту минуту она никак не была похожа на пылкую искусительницу. Она не просила его губ, его рук, его объятий.
Бич со свистом втянул в легкие воздух и призвал на помощь все свое самообладание. Похоже, Шеннон не понимала, что она теряет.
Но он-то это понимал!
– Когда ты мне говорила, что ты девушка? – спросил Бич.
– Когда мы рассуждали о том, что у меня не может быть ребенка.
Он на некоторое время задумался, затем, нахмурившись, покачал головой.
– Разговора о твоей девственности не было, – заявил он.
Сапфировые глаза у Шеннон выразительно и холодно сверкнули.
– Я спросила, откуда у тебя уверенность, что после тебя не осталось детей, – отчеканила она. – Ты сказал, что ведь Молчаливый Джон знает, как не сделать меня беременной. А Молчаливый Джон…
– …никогда не дотрагивался до тебя, – закончил фразу Бич, внезапно все поняв и до конца поверив Шеннон. – Господи, тебя ведь и в самом деле никто не трогал.
– Аллилуйя! – в голосе Шеннон прозвучали саркастические нотки. – Если что-то повторять достаточно часто, то даже сероглазый бродяга и странник это поймет.
