Но оказалось, что Джон не пошел на работу и сидел в гостиной в почти невменяемом состоянии, с серым лицом и всклокоченными волосами. Он бормотал что-то невразумительное, всхлипывал и осыпал Луи градом вопросов. Где его носило? С кем? Почему он не отвечал ни на звонки, ни на сообщения? Почему, почему он покинул его именно вчера? Луи отмахнулся от него и спросил, а в чем, собственно, такая большая проблема. Неужто человеку уже нельзя пропустить пару рюмок с друзьями после работы? Сказал, что Джон просто жалок. Джон пришел в ярость и завопил: «Ах, значит, я жалок?! Посмотри-ка вот на это, сукин ты сын!» Он побежал на кухню и вернулся, размахивая открыткой. «Это открытка от убийцы Судного дня, ублюдок! На ней мое имя и сегодняшнее число!»
Луи посмотрел на открытку и предположил, что это просто чья-то глупая шутка. Может, это тот тупой продавец, которого Джон недавно уволил, пытается таким образом отомстить. Спросил, сообщил ли Джон в полицию. Тот ответил, что не сообщал, был слишком напуган. Они еще немного поругались, а потом раздалась веселенькая песенка Бритни Спирс — зазвонил телефон Луи, лежащий на столе. Джон прыгнул к телефону, схватил его и заорал: «Что еще за хренов Фил тебе названивает?» По правде говоря, звонил тот самый вчерашний бизнесмен из Саттон-плейс, и Луи пришлось на ходу придумать какую-то малоубедительную отговорку.
И вот тут, по словам Луи, градус эмоций Джона зашкалил, и этот обычно спокойный и сдержанный малый утратил над собой контроль и схватил алюминиевую софтбольную биту. Бита валялась в прихожей без дела уже десяток лет, с тех пор как Джон порвал ахиллово сухожилие во время матча в Пелэме. Теперь хозяин дома размахивал битой как копьем, тыча ею в Луи и выкрикивая оскорбления. Луи тоже начал орать, требуя, чтобы Джон немедленно прекратил, но Джон продолжал его тыкать, и тогда Луи разозлился так, что перестал соображать, что делает. Каким-то образом бита оказалась у него в руках, а дальше во все стороны полетели брызги крови.
Уилл слушал это признание с нарастающим беспокойством, потому что было очень похоже на то, что Камачо говорил правду. Однако с выводами не торопился. Его не раз водили за нос и, видит Бог, пытаются провести и сейчас. Он не стал дожидаться, пока Луи перестанет лить слезы, и резко и агрессивно спросил:
— Вы убили Дэвида Свишера?
Луи испуганно вскинул взгляд. Скованные руки машинально дернулись в попытке протестующего жеста.
— Нет!
— Вы убили Элизабет Коулер?
— Нет!
— Вы убили Марко Наполитано?
— Хватит! — Луи умоляюще посмотрел на Нэнси. — О чем он вообще говорит?!
Вместо ответа Нэнси подключилась к допросу:
— Вы убили Майлса Дрейка?
Луи перестал плакать. Он шмыгнул носом и уставился на Нэнси.
— Вы убили Милоша Ковика? — спросила она, а дальше они с Уиллом стали называть имена по очереди:
— А Консуэлу Лопес?
— Иду Сантьяго?
— Люция Робертсона?
Капитан Мерфи улыбался, довольный зрелищем. Луи в ужасе тряс головой:
— Нет! Нет! Нет! Нет! Вы с ума сошли! Я убил Джона, защищая свою жизнь! Но я не убивал всех этих людей! Вы что, считаете, что я и есть этот гребаный убийца Судного дня?! Так, что ли? Вы в своем уме?
— Ясно, Луи, я вас понял. Успокойтесь. Воды хотите? — спросил Уилл. — И давно вы летаете по маршруту Нью-Йорк — Лас-Вегас?
— Почти четыре года.
— И у вас есть какой-нибудь журнал, в котором зафиксированы ваши полеты?
— Да, есть. На втором этаже, лежит на комоде.
Нэнси быстро вышла из кухни.
— Вы когда-нибудь отправляли открытки из Вегаса? — спросил Уилл.
— Нет!
— Вы отрицаете свою причастность к смерти этих людей, но скажите мне, Луи, кто-нибудь из них вам знаком?
— Конечно, нет!
— Значит, вы не были знакомы ни с Консуэлой Лопес, ни с Идой Сантьяго?
— По-вашему, раз они латиноамериканки, значит, я должен их знать? Вы что, идиот? Вы хоть представляете, сколько испанцев в Нью-Йорке?
Уилл не сбавлял напора.
— Вы когда-нибудь жили на Стейтен-Айленде?
— Нет.
— Работали там?
— Нет.
— У вас есть там друзья?
— Нет.
— Вы там были?
— Может, один раз, на пароме катался.
— Когда?
— В детстве.
— Какая у вас машина?
— «Хонда-сивик».
— Та, что сейчас возле дома?
— Да.
— У кого-нибудь из ваших друзей или родственников есть синяя машина?
— Нет, вроде нет.
— У вас есть кроссовки «Рибок» модели DMX-10?
— Я похож на человека, который носит кеды, как какой-нибудь подросток?
— Никто не просил вас отправить открытку из Лас-Вегаса?
— Нет!
— Вы признались, что убили Джона Пеппердайна.
— Это была самооборона.
— Вы кого-нибудь еще убивали?
— Нет!
— Вы знаете, кто убил других жертв?
— Нет!
Уилл резко встал и пошел посмотреть, как дела у Нэнси. Она стояла на лестничной площадке второго этажа, и по ее сжатым губам Уилл сразу понял, что дурные предчувствия оправдались. Надев латексные перчатки, Нэнси листала черный ежедневник за 2008 год.
— Проблемы? — поинтересовался Уилл.
— Если информация в журнале достоверна, проблемы у нас большие. За исключением сегодняшнего дня, всякий раз, когда происходило убийство, Камачо был или в Вегасе, или в воздухе. Глазам не верю… Даже не знаю, что сказать.
— Жопа, — вздохнул Уилл, устало прислонившись к стене. — Именно это тебе стоит сказать. Потому что это гребаное дело в полной жопе.
— Возможно, журнал сфабрикован.
— Конечно, все это надо будет проверить, но мы оба прекрасно понимаем — Камачо не убийца Судного дня.
— Ну, по крайней мере девятую жертву убил точно он.
Уилл кивнул.
— Ладно, напарник, тогда вот что мы сделаем сейчас…
Нэнси отложила журнал Луи и приготовилась записывать в блокнот инструкции.
— Ты ведь не пьешь?
— Нет.
— Отлично, тогда слушай мою команду. Через пять минут мы заканчиваем работу. Твоя задача — доставить меня в бар, развлекать меня беседой, пока я напиваюсь, а потом отвезти меня домой. Справишься?
Нэнси посмотрела на него с неодобрением.
— Как скажешь.
Уилл опрокидывал в себя стаканы один за другим; официантка только и успевала бегать от бара к столику. Нэнси мрачно потягивала через соломинку диетический имбирный эль и наблюдала, как напарник вырывается из оков трезвости. Они сидели в ресторане «Харбор» за столиком с видом на бухту, спокойные воды которой уже начали темнеть под лучами заходящего солнца. Уилл заприметил этот ресторан прежде, чем они успели уехать с острова, заявив: «Вот в этом заведении точно должен быть бар».
