очень выделялся ростом, но производил впечатление человека физически сильного. Одет мужчина был в дорогой костюм. На вид ему было лет под пятьдесят, на висках серебрилась седина.
— Знакомьтесь, — предложил маньчжур.
Неизвестный протянул руку Мореву и назвал себя:
— Грачев.
Он так стиснул руку, что даже здоровяк Алексей присел от боли и тут же заметил, что большого пальца на левой руке у Грачева нет.
— О вас я уже все знаю, — сказал Грачев. — Будете работать в моей организации. И поживете пока у меня. Запишите адрес: Мадягоу, Чистая улица, 32. Жду вас. — Грачев повернулся и вышел из комнаты.
— Каков! А? — кивнул вслед Грачеву маньчжур. — Знаете, кто это? — И сам же ответил: — Председатель дальневосточного комитета «Трудовой крестьянской партии»!
* * *
— Все предъявляют к нам требования. Америка требует, чтобы мы отказались от поддержки национально-освободительных движений в других странах. Китайские милитаристы устроили провокацию на КВЖД, которая принадлежит нам на законных основаниях. Японцы намекают, что установили бы с нами дружеские отношения, если бы мы согласились поделить с ними Маньчжурию. Япония хотела бы втянуть нас в конфликт с Китаем. Нам заявляют, чтобы мы смягчили монополию внешней торговли… Все от нас чего-то хотят! По какому праву? — Сталин остановился, замолчал, раскурил погасшую было трубку, с которой расхаживал вдоль своего кабинета.
Он выглядел усталым. На его лице, кое-где покрытом следами от оспы, появились морщины. Волосы на голове посеребрились. Несколько лет напряженной работы, множество хозяйственных забот, борьба с троцкистами и другими антисоветскими организациями и оппозиционными группировками внутри ВКП(б) отняли много сил и здоровья. Сталин посмотрел на Менжинского, на Дерибаса, притихших у края стола, и продолжал:
— Они не понимают, что наше государство уже достаточно окрепло. Прошло то время, когда можно было навязывать какие-то условия, и никогда не вернется. Мы можем обойтись без них. И обойдемся…
Сталин потрогал свое кресло, хотел, видимо, сесть. Постоял, передумал. Подошел вплотную к Дерибасу:
— Но у нас есть еще свои трудности. Об этом нужно постоянно помнить, особенно вам, товарищ Дерибас. Когда вы приедете на Дальний Восток, то сразу увидите местные особенности: там сохранилось много старых пережитков. — Немного помолчав, Сталин неожиданно спросил: — Вы уже познакомились с обстановкой?
— По документам, товарищ Сталин. В Сибири я бывал, но так далеко не забирался…
— Нужно хорошо изучить общее положение, знать все тонкости. Вот, например, некоторые товарищи у нас говорят: «Кулак не хуже городского капиталиста… Поскольку у нас допущена частная предпринимательская деятельность, то кулак представляет ничуть не большую опасность, чем городской нэпман». Понимаете, чем опасна такая трактовка?.. — И сам же ответил: — Нужно всегда помнить, что если в индустрии мы можем противопоставить мелкому капиталисту крупную социалистическую промышленность, дающую девять десятых всей массы промышленных товаров — да, да, не удивляйтесь, — улыбнулся Сталин, — такова статистика, а против фактов не возразишь, — то крупному кулацкому хозяйству в деревне мы можем противопоставить неокрепшие колхозы и совхозы.
Вы должны хорошо понимать обстановку: в деревне удельный вес кулачества выше, чем удельный вес мелких капиталистов в городской промышленности… Особенно это необходимо учитывать на Дальнем Востоке, где велика раздробленность, где мало еще крупных промышленных центров, где сильно кулачество… Но мы перейдем в решительное наступление на кулака.
Сталин сделал несколько затяжек из трубки, взял ее в левую руку, а правую протянул для рукопожатия:
— Желаю успеха в работе. Учтите все, что я вам сказал. Окажите помощь Блюхеру в наведении порядка на КВЖД. Постоянно информируйте нас. До свидания.
Сталин повернулся и пошел к своему креслу.
Менжинский и Дерибас покинули Кремль и поехали в здание ОГПУ. Так был окончательно решен вопрос о назначении Дерибаса на должность полномочного представителя ОГПУ по Дальневосточному краю. Вслед за тем он был введен в состав коллегии ОГПУ.
* * *
Иван Шабров родился и вырос в Маньчжурии, в поселке Суй Фын Хэ, который в то время носил русское название — станция Пограничная и большинство населения которого состояло из советских граждан, обслуживающих КВЖД. Советским гражданином был и Шабров — невысокий, щуплый молодой человек. К тому времени, когда произошли события на КВЖД, Ивану было двадцать два года.
Как все советские граждане, Иван Шабров учился в школе, состоял в пионерской организации. После окончания школы устроил его отец работать на железную дорогу: сам проработал много лет смазчиком и решил сына пустить по тому же пути — спокойно и жить можно в достатке.
Четвертый год работал Иван смазчиком. Осматривал проходящие железнодорожные составы, доливал масло, предупреждал, если замечал, неисправности. Хороший был работник, и знали его теперь многие машинисты и проводники. Когда останавливались поезда на Пограничной, подходил к ним Иван и расспрашивал о своем отечестве, которого еще не видел.
Была при станции комсомольская организация. Существовала она не вполне официально, но китайские власти смотрели на нее сквозь пальцы. Заходил туда Иван, присматривался. Нравились ему ребята, но сам вступать в комсомол пока не решался. А так и тянуло его… Но боялся испортить отношения с китайскими властями, с которыми умел ладить.
9 июля на КВЖД прервалось железнодорожное сообщение. Белокитайцы провели массовые аресты.
Шаброва схватили тогда, когда он возвращался с работы домой. Он был одет в промасленную робу и брезентовые штаны. Солдаты обыскали его. В одном из карманов нашли три рубля советских денег, которые ему подарил один из машинистов в качестве сувенира. Руки заломили назад и связали. Привели на пост, где находилось несколько китайских офицеров.
— Ну, шпион, комсомолец, сознавайся! — Один из офицеров ударил его веером по лицу.
— В чем сознаваться? — Шабров был в недоумении.
— Ты советский шпион. Состоишь в комсомоле.
— Но это — неправда!
— Будет врать! Отправим тебя в гарнизон, там все расскажешь.
Надели кандалы. На ночь поместили в подвал вместе с другим задержанным незнакомым человеком. Сквозной коридор с решетками направо и налево. Шаброва в одну сторону, неизвестного — в другую. Руки привязали к большому крюку, вбитому в стену. Так простоял спиной к стене мучительную ночь. Наутро — снова на допрос. Пять вооруженных солдат подвели к железнодорожным путям, где стоял бронепоезд.
При входе в бронепоезд в темном закоулке, когда охранники отошли в сторону, китайский переводчик, которого называли Ли, успел шепнуть:
— Держись. Скоро помогут!
Потом открыли дверь и толкнули: стол, офицеры, надзиратель полиции. Поставили на колени, положили на ноги толстую палку, крепко привязали веревкой. Руки растянули веревками в разные стороны.
— Будешь рассказывать? — Ли переводит слова офицера, а сам отводит глаза в сторону.
— Что рассказывать?
— С кем связан? Кто состоит в комсомоле?
— Не знаю…
— Та! — командует офицер, что по-китайски означает «Бей!».
Солдат ударяет плеткой по
