о детях-сиротах, а вы делаете это лучше его, вместо него. Деньги собираете, подарки разные детям покупаете, таким образом заменяя работу соответствующих сотрудников на местах, да еще и про все это в ответственных газетах статьи вам посвящают, — голос Сталина был серьезен, только маленькие хитринки таились в его глазах, испытывающе глядевших сейчас на девушку.
Надя даже оторопела от такого поворота, выходит прямо по знаменитому политику, о чем она и выпалила, не задумываясь, процитировав его слова:
— Получается так, товарищ Сталин, хотели как лучше, а получилось, как всегда!- и недоуменно развела руками, а громкий хохот этих важных мужчин был ответом на это бессмертное утверждение.
Смеялся и Сталин, ему явно понравились и слова девушки, и все ее непосредственное спокойное поведение.
Но Надя, сделав знак, что хочет продолжить, стала говорить дальше уже серьезно:
— Да, получается вроде так, но и не так. Советская власть, социальные службы на местах много хорошего делают, это правда, но у них так много заботы и работы, что не до всего руки доходят, — горячо заговорила девушка, испытывающе глядя на этих людей.
— А мы, точнее, все те, кто вместе с нами этот почин подхватили, можем до каждого ребенка дойти, не по обязанности, а от доброго сердца! Разве плохо будет, если у этих детей появится не только та одежда, которая им была государством выделена, одинаковая для всех, а разные платья и рубашки, сшитые с любовью и заботой руками старших подруг.
— Пусть они будут играть не только в те игрушки, которые по разнарядке получены, но и в те, что куплены именно для каждого ребенка на собранные добровольно деньги. Разве это плохо? И разве плохо, если они подружатся с кем-нибудь, братьев и сестер обретут, новую семью? Думаю, от этого дети только счастливее будут! — закончила девушка свою страстную речь и вновь обвела взглядом теперь уже притихших людей, всех тех, кто и был той советской властью, о которой говорила девушка.
— Да вы не волнуйтесь так, товарищ Надя Кузнецова, действительно, ничего плохого вы не делаете, социальным службам, как вы выразились, действительно нужно и можно помогать. Присядьте с нами, не стесняйтесь,- и девушка уселась с боку, на самый краешек стула и немного выдохнула свое напряжение и налила себе воды из рядом стоявшего графина — горло пересохло от волнения.
Тут вступил и Лаврентий Павлович Берия, которому также не терпелось разговорить девушку:
— Скажите, товарищ Надежда, как так получается, что именитые авторы бьются, а ничего путнего сочинить не могут, а вы, молодая девушка без специального литературного и музыкального образования, такие необычные стихи сочиняете, песни замечательные поете? — и он пронзительно взглянул на девушку.
И опять Наде пришлось вспоминать все те мысли, которые она когда-то излагала Цфасману:
— Сама удивляюсь и не понимаю, Лаврентий Павлович. Чаще всего эти песни ко мне ночью приходят, полностью с музыкой и словами, как будто кто-то их уже сочинил когда-то, в прошлом или в будущем, жужжат во сне, требуют, чтобы я их записала, исполнила, не успокаиваются, пока этого не сделаю, — и она опять развела руками, типа: «не виноватая я, он сам пришел»
— Говорите, их уже кто-то сочинил, так получается, вы тут плагиатом занимаетесь? Не свои песни поете? — опять пронзительно посмотрел на девушку Берия.
— Никогда Штирлиц не был так близок к провалу,- прозвучал в голове Нади знакомый голос комментатора из знаменитого фильма.
Ведь Берия попал, что называется, «не в бровь, а в глаз» — именно плагиатом в какой-то мере девушка и занималась, песни ведь действительно были не ее, а авторов из будущего. Но надо как-то выкручиваться, и девушке пришла в голову замечательная «отмазка»:
— Не знаю, Лаврентий Павлович, но ведь именно ко мне эти песни приходят, а не к знаменитым писателям и композиторам, значит, именно я должна стать их проводником в этот мир, раз они меня выбрали. Это ведь от меня и не зависит, они сами так решили, — расстерянно проговорила Надя.
— Лаврентий, отстань от девочки, все уже ясно. Сама, не сама, можно подумать, никто плагиатом из этих знаменитых авторов не занимается. Вон с Шолоховым никак разобраться не могут, уж сколько времени писатели не утихомирятся, — и Сталин строго взглянул на скривившегося Берию. (имелись в виду споры по поводу того, кто является на самом деле автором романа «Тихий Дон». Многие обвиняли Михаила Александровича в плагиате. И споры эти велись очень долго, вплоть до двадцать первого века.)
— Самое главное, никаких претензий никто к ней предъявить не сможет? –и Сталин пронзительно поглядел на девушку.
Надя наклонила голову в знак согласия со спокойной душой — да, некому пока предъявлять требования, не родились авторы или очень молоды пока, и еще раз поразилась сверхпроницаемости этого человека, который если что-то и не понял до конца, но явно о чем-то догадался.
Кивнув самому себе и своим мыслям, Иосиф Виссарионович продолжил:
— Так я и думал, а ведь песни все правильные, хорошие, насколько нам товарищи подсказали. Лучше скажите, товарищ Надя Кузнецова, а сейчас сможете что-нибудь нам спеть? Какая очередная песня вам во сне приснилась?
— Сейчас спеть? — растерялась Надя. Она предполагала такую просьбу, и всю дорогу думала, что бы такого исполнить этим людям, озабоченными трудными и очень ответственными вопросами, готовящимися к самой страшной войне в истории, делающими все для настоящего и еще больше для будущего, но так ничего и не придумала.
Все исполненные уже ею и другими людьми песни были хорошими, даже отличными, их оценили по праву, но они уже прозвучали. Нужна была какая-то новая песня. И вдруг ее озарило — ну, конечно, надо спеть про будущее, она же сама из него, из «прекрасного далека», вот об этом она и споет.
И она, глядя прямо в глаза Иосифу Сталину, как-то очень проникновенно и интимно сказала:
— Мы в детском доме всегда много думали и спорили, какой будет жизнь в будущем, в том прекрасном далеко, что наступит через пятьдесят или даже сто лет. И вот однажды мне приснилась эта песня, которую я и хочу спеть для вас, — и она встала, поправила свою юбочку и приготовилась петь.
Уставший человек старше своего возраста, который не просто мечтал, а делал все, чтобы это прекрасное далеко наступило, очень внимательно смотрел на нее. Пусть он, по оценкам будущих поколений, действовал жестко, даже жестоко, но можно ли осуждать и
