памяти Максима Сергеевича ярко запечатлелся день, когда слежка подошла к закономерному финалу. Пеньковского вели долго. Не арестовывали по определенным причинам. Но момент настал.
Он должен был вылететь в США, откуда планировал уже не возвращаться. Однако Комитет подстроил оказию, вследствие которой Пеньковский получил лёгкую инфекцию жизненно важных органов. Его одежду тайно обработали веществом, вызвавшим сыпь на мужском достоинстве. Ясное дело, мужика стегануло и он побежал к доктору. Ударили по больному, злые чекисты.
Доктор, в свою очередь, пригласил на прием и жену Пеньковского. Мол, дело это семейное, надо разобраться, кто такую мерзость подцепил. Пока супруга Пеньковского была в кабинете врача, оперативники достали из кармана ее пальто ключ от квартиры, в соседнем кабинете сделали дубликат и отправились на обыск. Через некоторое время супруга этого товарища пошла домой, а Пеньковского прямо из палаты привезли в здание КГБ на Лубянке.
Вот с Александром Васильевичем Беляев познакомился именно в процессе следствия. Уж не знаю, чем запал молодой чекист тогда еще подполковнику в душу, но именно его он привлёк к делу Ершова, спустя три года. Хотя, в тот момент никто из этого семейства не скрывался. Наоборот, Виктор Николаевич постоянно был на виду. Даже как-то слишком на виду. Он будто специально делал все напоказ, чтоб чекисты однозначно уверились, подвоха можно не ждать.
— Максим Сергеевич… — я вздрогнул от неожиданности, услышав голос Володи совсем рядом.
Калинин, напсиховавшись в сторонке, снова подошел ближе. Очень не вовремя. У меня, в кои-то веки, память сыпала картинками, сменяла их, как калейдоскоп узоры.
— Вы нормально себя чувствуете? Побледнели немного, — Володя выглядел взволнованным. Интересно даже, реально переживает? Или, на самом деле, в глубине души желает мне сдохнуть возле этих берёзок. Потому и подошел. Поверить, не помираю ли.
— Нормально, нормально… Задумался. — Я отмахнулся.
Мол, не сочиняй, Калинин, все отлично. Хотя, в реальности, ни хрена отличного. Мне никак не соскочить с истории Комаровой, пока она не доведена до логического финала. А логический финал — это список нелегальных агентов, предоставленный Александрой Сергеевной полковнику. Но что-то мне подсказывает, Александра Сергеевна тоже не убьется делиться информацией, ибо, как уже понятно, далеко не дура.
— О, Василий Андреевич… — Калинин отвлёкся от моего состояния, потому что во дворе обозначился наш майор. Слава богу. Это очень вовремя.
Глава 16
В которой мы с Комаровой начинаем догадываться о сложности наших взаимоотношений, но нам снова мешают проверить это на практике
— Ну, что? — Александра Сергеевна, выскочив из-за стола, бросилась мне навстречу, едва я переступил порог кабинета. Однако, буквально в нескольких шагах остановилась. Странно… Было такое ощущение, что она с разгона либо повиснет мне на шею, либо просто пойдет на таран. Так бежала… так бежала… В последний момент, видимо, поняла, что лучше притормозить, а то получится странная ситуация.
— Ее убили? Верно? — тихо спросила Комарова.
Я молча посмотрел на девицу, стоявшую прямо передо мной. Идите вы все в жопу. Вот так хотелось сказать в ответ. Жаль, что это невозможно. Там уже занято. Там — я. Поэтому поморщился, совершенно беспардонным образом отодвинул Комарову в сторону, а затем прошел к дивану и плюхнулся на него без сил. Кстати, реально без сил. Мало того, что каждый мой день теперь выглядел так, будто я не человек, а хомячок, который бестолково бегает в колесе, не зная, что с него, с этого колеса, можно слезть, так еще и физически присутствует ощущение слабости. Мне кажется, это связано с продолжающейся и немного затянувшейся адаптацией сознания в новом теле.
Я откинулся назад, прикрыл глаза и попытался отключиться от реальности хотя бы на десять минут. Мне нужны эти долбаные десять минут тишины. Потому что, пока ехали обратно на завод, Калинин трындел без умолку. А это, в принципе, было даже удивительно. Тема трындежа — как сильно он сожалеет о том, что пренебрег обязанностями. Что помогал людям. А ему по должности положено их контролировать и держать под зорким глазом. Короче, Владимир Александрович сильно раскаивался в своих поступках. Конкретно, в том, что пошел на сговор с Мальцевым и допустил Филатову к работе. И в том, что сам имел неосторожность позволить пошлым, примитивным желаниям взять контроль над разумом. Это Калинин так красиво обозвал свои потрахушки с Ниной Ивановной. А вообще, я так думаю, он просто посидел, покумекал, понял, что неизбежно понижение в должности, а там, может даже увольнение, и решил, надо как-то исправить ситуацию. Выход у него, по сути, один — договариваться с начальством. То есть со мной.
Я старался слушать его одним ухом, а в идеале вообще не слушать. Но Володя был так красноречив, что к концу дороги у меня разболелась голова и задергался глаз. От желания кого-нибудь убить. Просто так. Потому что сил нет, как все достало. Я уже начинаю думать, что настоящий Беляев сдох не от чудо-зелий Александры Сергеевны, а дабы соскочить со всей этой дебильной суеты.
— Максим Сергеевич… Максим Сергеевич…
Комарова переместилась теперь к дивану и стояла рядом. Я чувствовал на себе ее внимательный взгляд. Сука… Пришлось открыть один глаз и посмотреть на эту настырную девицу.
— Александра Сергеевна, дайте, что ли, Вашей «болталки».
— Зачем? — Моментально напряглась она. — Хотите у кого-то выяснить правду? Есть предположения, кто убийца?
— Нет. Хочу сам сдохнуть…
Комарова выразительно хмыкнула.
— Мне кажется, Максим Сергеевич, у Вас плохое чувство юмора.
— А мне кажется, Александра Сергеевна, у меня просто уже сформировалась устойчивая аллергия. И на вас, и на это место, и на все семейство Масловых.
Я выпрямился, провел ладонью по лицу, а потом начал рассказывать Комаровой подробности. Все равно не отстанет.
— Анну Степановну нашел мужик, который отправился к реке наловить рыбки. Рыбки захотелось человеку. Понимаете? А тут — тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца…
— Она, что? Утопилась? — Александра Сергеевна, охнув, прикрыла рот ладошкой. Наверное, так она выразила свое восхищение моими глубокими познаниями отечественной литературы. По крайней мере, хотелось бы в это верить.
— Нет. Она повесилась. На дереве. В лесочке рядом с речкой.
— А при чем тут сети?
