от кого да когда — разве теперь припомнишь!..
Среди подаренных мне бабочек — огромный, величиною с доброе чайное блюдце, и чудными фиолетовыми переливами на крыльях, — темно-зеленый хвостоносец Маака. Рядом с ним, под стеклом, есть другая бабочка — переливница Шренка. Однако и по окраске и по размеру она намного скромнее первой. Если на нее смотреть сверху, то никаких переливов не найти: все крылья окрашены в мрачноватый, коричнево-бурый, цвет. Есть на них несколько белых мазков разной величины. На нижних, например, они напоминают пламя восковой свечи, каждое из которых словно колеблется от легкого дуновения ветерка и слегка отклонилось в сторону.
На верхних крыльях белых пятен больше. Те, что ниже и крупнее, похожи на снежные вершины гор, проступившие сквозь ночной непроглядный мрак. А белые крапинки над вершинами гор можно, пожалуй, сравнить с большими созвездиями ночного неба.
Но неужели природа и в самом деле так поскупилась на краски для переливницы? Тогда зачем же она названа так?
Оказывается, неспроста. Вы взгляните на бабочку снизу — и будете поражены. Снизу ее крылья окрашены во все цвета радуги и они действительно переливаются и блестят.
Обе бабочки — и парусник Маака и переливница Шренка — носят имена исследователей Дальнего Востока, живших в прошлом веке.
Русский географ и натуралист Ричард Карлович Маак участвовал в экспедиции Сибирского отделения русского географического общества и впервые описал орографию[8], геологию и быт населения, расположенного в районе рек Вилюя, Олекмы и Чоны. Изучал также природу речных долин Амура и Уссури.
Прославился своими географическими исследованиями на Дальнем Востоке и русский академик Леопольд Шренк. В 1854 году он возглавлял экспедицию академии наук на Амур и Сахалин.
В той же застекленной коробке есть и другие бабочки: медведица кайя, боярышница, людорфия дальневосточная, серицин амурский, несколько перламутровок и голубянок. Вместе с коробкой приятель передал мне и пожелтевшие треугольные конверты, в которых хранились бабочки до того, как были расправлены и попали под стекло.
Вот, например, конверт, в котором хранилась переливница Шренка. Он, как и другие конверты, сделан из листов какой-то военной ведомости третьего Сибирского полка. На конверте очень ровным, красивым почерком указана стоянка штаба: село Шкотово и приведены подробные цифры, свидетельствующие о составе полка, в котором было семь штабных офицеров, шестьдесят обер-офицеров, пять врачей, шесть классных чиновников, один священник, двести двадцать три унтер-офицера, тридцать три горниста и барабанщика, две тысячи восемьсот девяносто ефрейторов и рядовых.
Все эти данные адресованы «начальнику штаба Первой Сибирской…» (видимо, дивизии). На том же треугольнике есть упоминание о городе Никольском-Уссурийском. А на самом верху конверта, над цифрами и рукописным текстом, надпись по-латыни: «Apatura Schrenckii», то есть переливница Шренка. Из всего из этого я делаю вывод, что охотой на бабочек занимался один из офицеров, служивший в штабе первой Сибирской дивизии. Получая отчеты о численном составе полка, он использовал их по своему усмотрению и, в частности, для хранения отловленных бабочек. Вероятнее всего, это было летом 1903 года, еще до того, как эскадра японского адмирала Того вероломно напала на стоянку русского флота в Порт-Артуре. В это, время, перед началом русско-японской войны, сухопутные силы России в количестве ста тысяч человек, были разбросаны в треугольнике: Байкал — Владивосток — Порт-Артур. К сожалению, ни фамилии того штабного офицера-натуралиста, ни того факта, пришлось ли ему участвовать в войне с японцами, установить не удалось.
Можно лишь представить ту радость и то волнение, которое он изведал во время своих походов по живописным местам Дальнего Востока. Неспешно шагая по узким, звериным тропам, он видел синее, в летучих облаках, небо, травы в рост человека, луга и сопки, покрытые пестрым ковром диковинных цветов, и мрачные дебри дремучей тайги. И всюду — под стать этой красоте, свежести прозрачного синего воздуха и ярким краскам богатой растительности — обилие нарядных, порхающих над цветами бабочек.
Однако в силу постоянной занятости служебными делами и строгой воинской дисциплины офицер мог увидеть лишь самую малую часть той необъятной природы Дальнего Востока, богатство и своеобразие которой раскрылись не сразу. Ее исследованиям посвятили свою жизнь ученые нескольких поколений. Десятки, а, может, сотни экспедиций прошли по огромной территории, включающей Приморский край, Амурскую область и Юго-Восточную часть Хабаровского края (бассейны реки Амур и Восточные склоны Сихотэ-Алиня), чтобы установить, что на этом огромном пространстве произрастают двести семьдесят четыре вида деревьев и кустарников. Причем, многие из них растут только там, на Дальнем Востоке. А как поэтичны и загадочны их названия! Аралия, вейгела, чозения, сиверсия, микробиота, диморфант, флюсия…
Великолепны цветы, поражающие своей сочной окраской и обилием форм. Крупные бело-розовые цветы имеет, например, сибирская хризантема, ярко-оранжевые — краснодев Миддендорфа. Удивительно щедро окрашены дальневосточные касатики. У одного касатика цветы синие, с мраморным рисунком, у другого — красок еще больше. Есть в нем и темный пурпур, и фиолетовый цвет, и небольшие, вытянутые в виде ромбов золотисто-желтые пятна. Роскошны — до восьми сантиметров в диаметре — бледно-розовые цветы пиона белоцветкового.
А сколько изумительных по красоте и мощи деревьев! На высоту сорока метров возносит густую, пышную крону из сизоватой хвои сосна корейская.
Что и говорить! Богата флора Дальнего Востока. Природа немало потрудилась, чтобы создать здесь разные породы дубов, кленов, берез, ив, лип, ольхи, черемухи, яблонь, жимолости, калины, абрикосов, сирени, роз, малины, таволги, смородины, лиан.
Из трех видов дубов особенно примечателен — монгольский, крона которого напоминает пышный густолиственный шатер. Твердая древесина этого дуба используется в судостроении, производстве фанеры и тары для вина.
Груша уссурийская ценна морозостойкостью и сочными ароматными плодами. Высоко ценится ее древесина.
Там же в Уссурийской тайге сохранился лимонник китайский — одна из самых морозоустойчивых и скороспелых лиан мира. Ее сочные ягоды также съедобны. А самая могучая из лиан — актинидия аргута. Ее ветви достигают 15—20 метров и они настолько крепки, что в странах Восточной Азии из них делают висячие мосты, а из плодов — компоты, варенье, вина.
Многие виды дальневосточных растений и животных названы именами известных ученых, исследователей, натуралистов. В этом отношении больше всех, кажется, повезло русскому географу Ричарду Карловичу Мааку, о котором уже упоминалось выше. Кроме самой крупной бабочки Дальнего Востока — темно-зеленого парусника, именем ученого названо одно из деревьев средних размеров — маакия амурская. Его же имя носят жимолость, бересклет и цветущая белыми цветами черемуха.
О Дальнем Востоке, неповторимой красоте его пейзажей, а сказочном богатстве его фауны и флоры, я часто думаю, глядя на скромную коллекцию бабочек в моем кабинете. При этом неизменно вспоминаются и два географических названия, указанные на конверте для переливницы Шренка: село Шкотово и город Никольский-Уссурийский.
«Интересно, а сейчас они
