то в средние века — крестьянин, ведущий самостоятельное хозяйство. Однако подобное возражение вряд ли можно было бы считать основательным, и даже если его принять, то нужно объяснить, почему при одних и тех же средствах и орудиях производства, при одинаковой в основном технике в древности эксплуатировали рабов, а в средние века — зависимых держателей.
В других, менее романизованных странах Европы в период раннего средневековья производство также долго не уходило от уровня, на котором стояло в древности. В некоторых областях внедряются более прогрессивные методы обработки Земли, новые сельскохозяйственные культуры, постепенно распространяется тяжелый колесный плуг, в качестве рабочей силы начинают применять наряду с волами лошадей, пускают под обработку залежные земли, осушают болота; но все это началось не сразу же после варварских завоеваний, а несколькими столетиями позже, главным образом с X–XI вв. Эти сдвиги не предшествуют генезису феодализма, а происходят уже в феодальном обществе[194]. Феодализация же развертывается в обществе с отсталыми (по сравнению с состоянием их в античном мире) производительными силами, в обстановке аграризации городов, упадка или стагнации сельскохозяйственного производства. Прибавим к этому еще и интеллектуальный застой, сопровождавший переход от античности к средневековью: прежняя, античная цивилизация агонизировала, средневековая, новая — еще не возникла.
Переселение варваров на римские территории отчасти приводило их в соприкосновение с новыми для них формами агрикультуры (огородничество, виноградарство, садоводство), дало им некоторые более совершенные сельскохозяйственные орудия, но коренным образом не изменило их хозяйственной деятельности. Впечатление о крутом повороте в экономической жизни германцев после завоевания римских провинций создается лишь в том случае, если придерживаться мнения об их «полукочевом» образе жизни в предшествующий период. Но такое мнение — миф. Выше было упомянуто, что германские племена издавна были земледельческими. Переложная система, представление о которой складывается при чтении Цезаря и Тацита, возможно, и имела место у отдельных племен, но не была распространена в Германии повсеместно. В ее северных областях уже в последние столетия до н. э. существовало оседлое земледелие[195]. Прежней оставалась после Великих переселений и организация производства: мелкое хозяйство.
Таким образом, нет оснований искать причины феодализации, начавшейся в Европе после варварских завоеваний, в подъеме или в качественных сдвигах в производстве. Наоборот, именно аграризация Западной Европы, нарушение или ослабление экономических связей между ее областями, господство натурального хозяйства создали условия, благоприятствовавшие процессу феодализации.
Наряду с попытками объяснить возникновение феодального строя экономическими причинами известное распространение получил взгляд, согласно которому феодализм вырастает из военного строя. Еще Г. Бруннер подчеркивал значение тяжеловооруженной кавалерии у франков в генезисе нового социально-правового порядка. Полемизируя со своими предшественниками, Бруннер утверждал, что не ленный строй послужил основой рыцарской конной службы, а, наоборот, потребность в рыцарской коннице, вызванная нападениями на Франкское государство норманнов, славян, аваров и арабов, стимулировала возникновение ленного строя[196]. Не так давно Линн Уайт, развивая теорию Бруннера, выдвинул утверждение, что создание рыцарской конницы явилось решающим моментом в процессе перехода к феодализму. Возможность же появления кавалерии нового типа он объясняет тем, что в начале VIII в. стремя, давно известное кочевым народам Востока, стало достоянием и западноевропейцев. Благодаря стремени коренным образом изменилась роль лошади в военном деле и впервые стало возможным прочное соединение вооруженного воина с конем. Содержание рыцаря стоило чрезвычайно дорого и оно было возложено на крестьян. Военный класс приобрел политическое господство. «Немногие изобретения оказали столь же катализирующее влияние на историю… Античность выдумала кентавра, раннее средневековье сделало его господином Европы»[197]. Влияние технических усовершенствований на социальное развитие понимается Уайтом до крайности прямолинейно и примитивно.
Хотя рыцарство действительно господствовало при феодализме и генезис этого общественного строя ознаменовался разделением функций между военным классом, сосредоточившим в своих руках военное дело, и крестьянством, отстраненным от войны и управления и поглощенным производительным трудом, все же «военная теория» не может объяснить генезиса феодализма, поскольку она не рассматривает самого содержания этого процесса: смены систем общественных связей.
От упомянутой теории существенно отличается гипотеза, высказанная советскими учеными М. Я. Лойбергом и В. Э. Шляпентохом. Справедливо указывая на то, что в период генезиса феодализма уровень развития производительных сил в сельском хозяйстве «не только не превышал, но и был ниже соответствующего уровня рабовладельческой экономики», М. Я. Лойберг и В. Э. Шляпентох предлагают поэтому искать факторы формирования феодализма вне аграрной сферы[198]. Они выдвигают на первый план вопрос о материально-технической базе военной организации при переходе от античности к средневековью и указывают на то, что достигнутое античностью производство тяжелого кавалерийского вооружения сделало возможным создание немассового конного войска; возникновение его повсюду предшествовало интенсивной феодализации. Исключительно активную роль военного фактора в докапиталистическую эпоху М. Я. Лойберг и В. Э. Шляпентох объясняют тем, что «военная организация являлась механизмом внеэкономического принуждения, т. е. обеспечивала функционирование докапиталистической экономики»[199]. Эти идеи заслуживают внимания, но нуждаются в проверке путем всестороннего исследования. Разделяя мысль о том, что военная организация господствующего класса и, следовательно, характер его вооружения играли большую роль в процессе становления феодализма, как и в дальнейшем его функционировании, мы позволим себе высказать сомнение: объясняют ли указанные факторы «общий механизм непосредственного перехода» европейских народов от общинно-родового строя к феодальной системе?[200]
Как и всякое сложное историческое явление, генезис феодализма явился результатом переплетения многих причин. Тем не менее необходимо попытаться выделить среди них определяющие, движущие силы процесса. По нашему мнению, это можно сделать лишь рассматривая феодализацию с социологической точки зрения, как переход от одной системы социальных связей к другой.
Причины перехода к феодализму мы усматриваем в кризисе социального строя варваров, вызванном их столкновением с обществом Римской империи и переселением в завоеванные ими провинции. До тех пор пока варварские племена оставались в привычных для них условиях, присущая им социальная система мало изменялась и не испытывала коренных потрясений. Социальные структуры варварского общества — большая семья, род, племя — играли решающую роль в жизни его членов. Из поколения в поколение эти структуры неизменно формировали всю жизнедеятельность индивида; принадлежность к ним давала ему полноправие и гарантировала свободу, возможность пользоваться всеми общественными и имущественными правами. Эти группы представляли собой естественно возникшие, основанные на родстве союзы взаимной помощи, и лишь в составе подобной органической группы индивид мог рассчитывать на поддержку и защиту. Индивид не мог отделить себя от, коллектива сородичей и соплеменников, смотрел на себя как на естественное звено в цепи поколений. Его обособленное существование было невозможно не только по материальным, но и по социально-психологическим причинам: личность могла себя идентифицировать только в составе коллектива и в
