попрощался с мамой и поехал на занятия.
Кареглазки в тот день я не увидел. Зато увидел того самого Вову, как там его, Скворцова.
— Слышишь, Скворец, — окликнул я парня, когда он шел к своей машине.
— Я Скворцов, — поправляет он меня и идёт дальше.
— Мне как-то пох**, - его дерзость и игнор раздражали.
Подумаешь, он на последнем курсе, ну и я не на первом, и вообще, вес и авторитет здесь имею. Не привык к такому обращению. Напоминаю себе, зачем я здесь, и, спрятав руки в карманы, иду за Скворцом. А когда он собирается открыть дверцу машины, не даю ему это сделать.
— Слушай сюда, Скворец, — говорю я. — Я не хочу видеть тебя возле Любы. — смотрю на него с высоты своего роста, но надо отдать ему должное, он не боится меня.
— Слушай сюда, Швед, — передразнивает меня он. — Это решать не тебе.
Эта фраза срывает предохранители и я хватаю его одной рукой за куртку и притягиваю ближе к себе.
— Не надо становиться на моем пути. Со мной лучше дружить, — я надеялся, что слава отморозка, которым я был последний год, до него дошла.
— Большие шкафы обычно громче падают, — с ухмылкой говорит он. — И не тебе решать, с кем ей общаться. А с таким… — он пропускает оскорбление, но делает такую паузу, что понять, какими эпитетами он хочет меня наградить, несложно. — Как раз лучше и не общаться.
— Ты ничего не знаешь, — шиплю я.
— Ты спорил, что она будет тебя бояться, этого мало? — с вызовом спрашивает он.
— Это мой косяк и я его исправлю. Но Люба моя!
— Ага, я заметил.
Если честно, этот парень вызывал уважение, что не боялся и не лебезил. Но и раздражение. Потому что я дико ревновал Любу к нему.
— По-хорошему прошу, — цежу сквозь зубы. — Не трогай её.
— Я не такой мудак, как ты. И если она будет не против общения, то я буду с ней общаться. А сейчас отвали, — и он бьёт меня по руке, которой в кулаке я сжимаю его куртку.
— Не говори потом, что я не предупреждал, — делаю шаг в сторону, позволяя ему сесть в машину.
В ответ получаю только презрительный взгляд.
38
Илья
Выходные проходят за учебой и работой, ну и, конечно, на пару часов я заезжал к маме. В воскресенье второго февраля, когда стоял срок, рождаться они не захотели. Мама отключила телефон, потому что звонки с вопросами "Ну что? Ну как, родила?" её откровенно достали. Захар сам ходил как на иголках, но при маме старался быть спокойным.
В понедельник все свои силы я приложил на то, чтобы не пойти искать свою Кнопку. Решил выдержать хоть какое-то время и не подходить к ней, как и обещал. И для меня это было самым настоящим наказанием.
Во вторник, сидя на первой паре, я получил сообщение от Захара.
"Катю забрали в родзал"
Не задумываясь о последствиях, я схватил все свои вещи с парты и забросил в рюкзак. Лекцию вела Лисовская, она тут же рявкнула:
— Шведов, ты совсем страх потерял? Ну-ка, сел на место.
— Простите, мне надо бежать, — закидывая рюкзак на плечо, говорю я, понимая, что жутко волнуюсь.
— Интересно, что такого важного должно было случиться, что ты покидаешь лекцию, не дождавшись даже звонка? — недовольно проговаривает она.
— Она рожает, я должен быть там, — растерянно объясняю я. По аудитории прошлись смешки и свистки.
— Швед, ты станешь папой? — кто-то подал голос. И все засмеялись.
— Придурки, мама рожает, — говорю я. — Мне правда нужно.
— Ой, Илья, — совсем другим тоном говорит Лисовская. — Ладно, беги.
— Спасибо, — отвечаю кураторше. Я бы всё равно ушёл, но то, что она отнеслась с пониманием, обрадовало.
До клиники доехал минут за двадцать, нарушая допустимые пределы скорости. Влетел в мамину палату. Захар, какой-то взъерошенный, в медицинской пижаме мерял шагами палату.
— Какие новости? — спросил я.
— Не знаю. Меня выгнали.
— Почему?
— Я наорал на акушерку, — я тихо усмехнулся. Когда дело касалось мамы, Захар был совсем другим человеком. — И Катя приказала мне уйти. — ну вот, что и требовалось доказать.
— А наорал чего?
— Потому что ей больно, ты бы видел… — возмущался он. — А эта ходит и говорит: "Хорошо, все хорошо", — передразнил он ту самую акушерку. — Прошу: «Обезбольте, сделайте хоть что-нибудь. Помогите.» А она: "Роды — естественный процесс, если всё идёт хорошо, не нужно вмешиваться". Ну, я и не сдержался. И Катя так рявкнула, что я решил, лучше мне действительно уйти.
Он обессиленно присел на диван.
— Она там уже три часа.
— Все будет хорошо, ты же сам сказал, здесь лучшие врачи. Да за те деньги, что ты платишь… — договорить не успеваю, в палату влетает Костя.
— Привет, ну что? — он падает на диван рядом с Захаром.
— Пока ждём. — отвечаю я.
Ждать нам пришлось ещё около четырех часов.
Захар
Меня разбудил звонок телефона, я глянул на часы — без пятнадцати шесть. Вот что за люди, какого черта звонить так рано? Пожар у них что ли?
Я нашел телефон где-то в недрах одеяла, вчера долго разговаривал с Катей. Но когда увидел ее номер, сон как рукой сняло.
— Да?
— Захар, меня переводят в родзал, — сообщает она.
— Уже еду, — отвечаю жене и несусь собираться.
Бодрящий душ, первые попавшиеся джинсы, свитер, куртка, я уже был готов обуть ботинки, но обнаружил, что не одел носки, пришлось вернуться в комнату. Я очень боялся опоздать к рождению моих детей. С ума сойти, МОИХ ДЕТЕЙ. Улыбнулся. Я выехал и помчался к клинике, благо, раннее утро и дороги были не перегружены и хорошо очищены, так как снег не падал уже больше недели.
В клинику влетел и готов был сразу идти в родзал, но меня остановили. Заставили переодеться в дурацкую синюю пижаму, в таких обычно ходят врачи, и только тогда проводили к Кате.
Она лежала на кровати в предродовой палате. Ее волосы были распущены, а несколько тонких прядок прилипли к вискам. Она улыбнулась, когда я зашёл. А уже через секунду ее лицо искривила гримаса боли, и она не сдержала стон, хоть и сжала зубы.
Эта картина выбила почву у меня из-под ног и заставила волноваться. Я и так был взволнован, но теперь… Мне хотелось ей хоть как-то помочь. К животу Кати были прикреплены датчики и сердцебиение наших малышей бухало на всю палату.
Схватка прошла и Катя снова мне улыбнулась. Я не понимал, как она может улыбаться в такой момент. Мне
