придурка.
Чуть забежав вперед, Курашов виновато улыбнулся:
– Мне бы жену бывшую повидать, дочку…
– Нужен ты им, – скривился Стасик. – Семьянин нашелся…
– Алименты-то плачу, – обиделся Курашов.
– Ты же Махмуду хотел звонить?
– Вечером звякнем.
– Ну, пошли к твоей бабе, – согласился Стасик.
– Может… я один… А ты в гостиницу, – поспешил предложил Курашов. – Там и коньяк остался…
Стасик понял его опасения, довольно хмыкнул:
– Ладно, провожу тебя – и в гостиницу.
– Да… я один дойду…
– Слушай, козел ты старый! – остановившись, прошипел Стасик. – Сказано, провожу, значит, провожу. Не ровен час ты в ментовку завернешь!
Курашов возмутился совершенно искренне:
– Ты что?! Ты меня за идиота считаешь?! Мне же соучастие, как пить дать, вкатают!
– Соображаешь, – удовлетворенно сказал Стасик. – Верняком пришьют… Ладно, друг Миша, скачи, куда скачется… В десять чтобы в номере был.
– Как штык, – заискивающе отрапортовал тот. – И сразу Махмуду позвоним.
Расставшись со Стасиком, Курашов вздохнул с облегчением. Рядом с этим садистом он чувствовал себя очень неуютно. Все время казалось, будто достаточно одного неверного и неосторожного слова, и можно на всю жизнь остаться инвалидом…
По дороге к дому, в котором он провел несколько скандальных лет, вызванных тем, что бывшая жена задалась в свое время благой целью – сделать из Курашова человека по своему образу и подобию, то есть непьющего, некурящего, блюдущего супружескую верность и всякие там моральные принципы, вызывающие у него самую прозаическую изжогу, Курашов заскочил в детский магазин и приобрел растрепанную куклу местного производства. Это для дочери, которой, по его подсчету, должно было быть около десяти лет. Потом забежал в кулинарию, где потратил еще два рубля восемьдесят копеек на бледный тортик, изготовляя который, кондитеры недовложили не только частицу своей души, но и сахара.
Все эти маленькие хлопоты если и не развеяли невеселые мысли, то, во всяком случае, заставили немного забыться. Поэтому в дверь своей бывшей квартиры Курашов позвонил с неким подобием улыбки на бледных губах.
– Здравствуй, Люся! – торжественно произнес он, невольно заражаясь настроением этой невысокой худенькой женщины с задорными глазами.
По ее лицу скользнула тень неприязни, глубже прорезалась складка меж бровей. Она нервно поправила выбившуюся из джинсов пеструю рубашку, чуть отступила:
– Заходи, коли пришел.
– В командировке тут, решил вот вас навестить, – все еще бодрясь, проговорил Курашов.
Людмила шагнула в комнату:
– Я по телефону разговариваю, подожди немного.
Скинув туфли, он прошел следом, опустился на краешек стула, огляделся. Мебели и достатка после того, как он уехал в Такжикистан, не прибавилось, все то же старье. Удовлетворенно констатировав это, Курашов прислушался к разговору.
– Перезвони мне через полчаса, – не смущаясь его присутствием, сказала в трубку бывшая жена. – Тут мой бывший благоверный объявился… Нет, Владик, не нужно… Кажется, трезвый… Не беспокойся… Пока, позвоню, как освобожусь…
Нажав пальцем на рычаг и продолжая держать трубку в руке, она посмотрела на Курашова:
– А ты зачем разулся? Раньше и в постель в грязной обуви ложился.
– С хахалем беседовала? – язвительно осведомился Курашов, задетый за живое ее откровенной неприязнью.
– С женихом. Собралась вот замуж… А у тебя как дела на амурном фронте?
– Тебе верность храню.
Людмила посочувствовала:
– Понимаю… Алкоголь очень пагубно влияет на потенцию…
– Я по-хорошему к тебе пришел, – с долей угрозы сказал Курашов.
– И чего же ты ожидаешь?
– Я отец нашего совместного ребенка. Кстати, где дочка?
– Ах, отец! А мы и забыли… Инна у мамы в деревне.
– Спровадила! – внезапно взвился Курашов. – А сама на мои алименты хахалей потчуешь?!
– Если ты пришел орать, – сухо осадила Людмила, – то ищи другое место. Где порог находится, показывать не надо?
Курашов швырнул на стол подарки, вскочил и захлебнулся словами:
– Слушай, ты!..
Людмила не пошевелилась, задержала взгляд на его взметнувшейся ладони:
– Посажу! Попробуй только тронь. Раньше тебя, подлеца, жалела, теперь не стану.
Курашов обмяк, вспомнил, как умолял, ползал перед ней на коленях, чтобы она забрала из суда заявление об избиении, как обещал уехать и больше никогда не появляться.
– Иди, – тихо произнесла Людмила.
Он сгорбился и, чуть не забыв про туфли, вышел из квартиры. Людмила не провожала его. Лишь спустившись на первый этаж, Курашов услышал, как щелкнул замок в двери.
– Курашов! – раздалось над головой, когда он уже стоял на тротуаре.
Он задрал голову.
Людмила стояла на балконе и держала в руках торт и куклу.
– Держи! – звонко крикнула она.
Коробка с тортом, немного спланировав под неожиданным порывом теплого летнего ветра, звучно шлепнулась в нескольких шагах и, расплющившись об асфальт, показала Курашову бледно-зеленый кремовый язык. Неподалеку упала взлохмаченная кукла. Курашов смотрел в ее пустые голубые глаза, на бездумно гладкий розовый лоб и мрачнел все больше и больше. Потом тяжело зашагал по дорожке, над которой склонились разросшиеся за время его отсутствия клены.
ГЛАВА 42
Уазик с выключенными фарами неторопливо катился по призрачному от лунного света шоссе. Шелехов опасливо поглядывал на рваные изломы огромных камней, покрывавших крутой склон к бурлящей в темноте речушке. Обиджонов был спокоен.
– Что представляет из себя этот Турсунов? – продолжил прерванный разговор Шелехов.
– Махмуд?.. Работал в заготконторе, но после одной из ревизий был вынужден уволиться, обнаружились большие излишки. Правда, доказать какой-либо умысел с его стороны не удалось… После этого он воспользовался своей инвалидностью…
– Инвалидностью?
– В детстве какой-то перелом перенес, хромает, одна нога вроде короче другой…
– Сильно заметно? – полюбопытствовал Шелехов.
– Не сказал бы… Если не знаешь, не сразу и поймешь… Одним словом, после заготконторы никуда устраиваться Турсунов не стал, сидит дома или в чайхане время проводит… А брат его, Рустам, как раз на нашем заводе и работает, в отделе снабжения. Думаю, именно он организует вагоны для переправки лука к вам в Сибирь.
– Ты говорил еще про какого-то Стасика, – напомнил Шелехов.
– Мазинцев Станислав… Нет, он лишь числится в отделе снабжения инженером, я наводил справки. Появляется на работе два раза в месяц – за аванс расписаться и за получку.
– И деньги получить, – добавил Виктор Григорьевич.
– Нет. Не получает. Зарплата идет другому инженеру, который выполняет обязанности двух инженеров, да и за Рустама Турсунова… Стасику Махмуд платит гораздо больше.
– С работающего инженера из снабжения объяснение взял? – спроси Шелехов.
– Не стал. Рано было тревожить осиное гнездо. Но информация надежная.
Шелехов усмехнулся пришедшей в голову мысли:
– Получается, Мазинцев кругом только числится – и инженером, и племянником… Что о нем еще известно?
– Занимался боксом, выгнали за нарушение режима, драки. Был судим за хулиганство, отбывал наказание на стройках народного хозяйства. После освобождения пристроился швейцарить по кафе и ресторанам. Была какая-то неприятная
