таком свете. Он удалился вскоре.
Сотни горожан возвращались с концертного зала, опьяненный развернувшимся в нём представлением. Сегодня выступали циркачи: они лазали по отвесным стенам, прыгали с обезьянами по подвесным брусьям, боролись с медведями. А под конец один трюкачей даже оседлал одного из медведей. Правда, после падения его быстро уволокли со сцены. Горожане, решившие, что это часть спектакля, наполнили зал смехом и овациями. А организатор представления всё-таки задумался, не стоит ли остановиться на борьбе с медведем и не испытывать судьбу дальше.
Стража с факелами патрулировала улицы. Один из стражников сегодня забыл наточить меч, как собирался уже целый месяц. Совесть мучила его в этот момент, а он всё думал, что не достоин находиться в патруле с тупым лезвием.
Все эти люди портретом висели над замком короля Якова, когда ему доложили весть. У королевы родился ребенок.
Король сидел за длинным столом. За спиной потрескивали дрова в камине. На потолке роскошная люстра спускала свет на пергамент, что Яков держал в руке.
«Сын. На лбу — рог. Отправьте белого голубя, вернутся двое. Направьте ворона, королева вернётся одна».
Король смял бумагу и бросил её в камин, не глядя. Сегодня ночью ему предстоит принять самое важное решение в своей жизни. И последствия этого решения эхом разлетятся по всей земле, где ступала нога человека.
#
Её не пустили к собственному сыну. Она видела его лишь мельком. Боже, она узнала пол ребенка от знахаря, а не своими глазами!
Что они с ним делают? Почему шептались, повернувшись к ней спиной? Согнувшись над ребёнком, они тыкали в него пальцами. Звуков сын не издавал — это она запомнила. Только чавкал. Хотел к материнской груди — она в этом уверена. Чем же он питается второй день? Почему ей ничего не говорят? Неужели…
Королева Мария плюхнулась на кровать от нервного изнеможения. Затем вспомнила, что знахарь рекомендовал не сидеть первую неделю. Либо лежать, либо стоять. Мария опустила спину, принимая горизонтальное положение. Из приоткрытой форточки подул холодный ветер. Вместе с ним комнату заполняла сырость. Последние три дня шёл сильный ливень. Порывы ветра проверяли деревья на прочность. От грома по ночам лаяли собаки. Тучи собрались так быстро и совсем близко к моменту, когда родился ребенок. Королеве не хотелось думать об этом как о знамении. Ей хотелось увидеть своего мужа. Он помогал ей справиться с нервами и тревогой. От него веяло спокойствие и силой. Его грудь при дыхании поднималась так высоко и так красиво, что она не могла устоять. Его шёпот и стоны в ночи пробуждали в королеве неимоверное желание родить столько детей, сколько позволит ей тело. К сожалению, Марии казалось, что в этом плане она подводит не только Якова, но и всё королевство. Один ребенок за тринадцать лет брака. И даже с ним ей не позволяют увидеться.
Одни и те же мысли, гоняемые вперёд-назад, не позволяли хоть как-то задремать. Материнский инстинкт был сильнее желаний тела о крепком сне. Пока она не увидит сына, о покое речи быть не могло.
Сама комната пестрила роскошью. По обычаю, королева проводит последний месяц перед родами вдали от короля, в специальном королевском храме, где рожали все знаковые женщины Волариса — королевы и их дочери. Храм состоял из нескольких этажей. На первом располагалась прислуга. На втором — лучшие знахари королевства. На третьем сама виновница торжества. Ей полагалась спальня (в которой сейчас находилась королева), гостиная и две уборных. Пищу она принимала на втором этаже под присмотром знахарей. Ей там нравилось больше всего. Одна из главных тайн Марии — её смущала помпезная роскошь. За тринадцать лет жизни в замке короля, ей так и не удалось привыкнуть к нему полностью. Иногда она ловила себя на том, что ходит на цыпочках, словно боится отпугнуть золотые обрамления стульев, столов и рамок картин. А свечи на фарфоровых люстрах осуждающе погаснут. Поэтому ничем не примечательные комнаты на втором этаже приходились ей по душе. Что нельзя сказать о первом этаже. Хоть парадная храма и прилегающий к нему холл напоминали о празднике рождения ребёнка, пройдя чуть дальше в любую из сторон, быстро осознаешь, как мало усилий и средств потрачено на благоустройство этажа. Чего стоят одни туалеты о которых без вздрагивания не вспомнишь. Мария не любила роскошь, но тепло относилась к порядку и к проявленной заботе при оформлении помещений. Она всегда старалась привнести эти качества в свою жизнь и не желала находиться в местах кричащий, требующих, как маленький ребенок, об этой заботе.
Краем глаза Мария заметила птицу, летающую за окном. Королева поднялась с кровати, сложила руки на бёдрах и тихонько, сидя, вздыхая от грусти, смотрела на белого голубя, кружащего у храма и не вспоминала слова знахаря о том, что лучше ей не сидеть.
Птица, широко раскрыв крылья, наслаждалась порывами холодного ветра, попадавшего под перья. Наконец, намотав с десяток кругов, голубь приземлился на оконный отлив комнаты королевы. Он постучал несколько раз в окно, словно подзывая открыть ему дверь.
Мария мягко улыбнулась, смотря в глаза птицы, и медленно, замучено подошла к окну. Её бледное лицо отразилось в окне. Она убрала улыбку с лица и встала полубоком, прогоняя уставшую женщину, смотревшую на неё с упрёком: «Как ты могла оставить своего ребенка?».
Мария прислонилась щекой к окну и посматривала на голубя. Он больше не стучал по стеклу, а лишь вертел головой, словно на дежурстве.
— Представляешь, они не позволяют мне увидеться с сыном, — Мария негромко постучала ноготком указательного пальца по стеклу рядом с голубем, чтобы привлечь его внимание. Ей это удалось. Голубь сначала посмотрел на палец, а затем на лицо королевы. — Они заперли меня на этом этаже, — их взгляды замерли друг на друге. — Яков узнает, бошки им поотрубает… — внезапная мысль перебила поток речи, — «Знахари должны это понимать, но всё равно прячут мою кровинушку, неужели…».
От страшных мыслей её отвлёк скрип за дверью. Внутренняя тревога выплескивалась в виде резкого разворота от окна и движение к двери.
— Кто там? — спросила Мария, оперевшись руками на дверь, словно ждала, что незнакомец на той стороне поможет её вытолкнуть.
— Это Иван, сейчас я вас выпущу, — ответил знахарь под шуршание ключей.
Как только дверь приоткрылась, Мария проскользнула в образовавшееся пространство, боясь, что её освобождают по ошибке.
Спустившись на второй этаж, а точнее ворвавшись, как это умеет только мать, Мария оказалась в кругу трёх знахарей,
