тренировку. Он показывает, как использовать дух. Гигантский гон ставит камень и едва касается его мизинцем, отчего тот раскалывается мельчайшие кусочки.
Рюга и Рю пробуют делать то же самое на доске.
Учитель говорит.
— Бейте так, будто ваша рука уже за пределами цели. Соедините ваши кулаки с ней.
Рю бьет первой, ее рука насквозь прошибает доску толщиной с палец Хана, закрепленную между камней, образуя ровный круг с торчащими щепками. В воздухе испаряется красивый дух, похожий на смесь белой и черной туши.
Рюга бьет второй. Она боится, боится разочаровать наставника, боится уступить сестре. Ее рука касается дерева. Красный дух истекает из ее тела во все стороны, он где угодно кроме кулака. Двоечка бьет доску уже десятый раз со всей силы. Но дух не направляется, деревяшка даже не трескается. Кости не выдерживают, рука ломается.
Рю подбегает к сестре. Та кричит.
— Все хорошо? Рюга, не дергайся.
Но юная гон кричит, она чувствует слезы. Исподлобья она смотрит на учителя. Он холоден, моргает, не осуждает.
Девочка же видит упрек, видит, что все не принимают ее как равную.
— Но это видишь только ты. — сказал голос из неоткуда.
— ПОЧЕМУ ТЫ ТАЩИШЬ МЕНЯ, Я МОГУ ВСЕ САМА!
— Но она не тащит тебя.
— Я просто хочу!
— Чего ты хочешь?
Фин пришел раньше, он следил за небом уже час. Весь день сильфир искал хорошую еду. По совету Сайфа он набрал в широкий лист белых личинок и немного фруктов.
Первое, что он сделал — съел их дюжину, чтобы убедиться в их безопасности. На удивление личинки оказались питательны.
Он подошел к скорлупе, в которой лежала гон опутанная змеями.
— Еще рано, юный саарт, — сказала нага на своем троне, высеченном в скале. — Ты так волнуешься за нее?
— Волнуюсь, да. — ответил Фин, пока он смотрел на Рюгу, на его лице мелькали эмоции девушки. Михиль, встревоженный чувствами хозяина, проскулил, лизнул сильфира в ухо.
— Но она не та, кем ты ее видишь, — сухо сказала Нага.
— Я решил, что это не важно.
— Это так по-человечески.
— Кто вы? — Фин повернулся к пятиглазой женщине.
— Я бесплодная мать моего народа и бездарный советчик его правительницы.
— Правительницы?
— Природа Махабира такова, что у многих жителей этого края, редко рождаются женщины — так у зверей, птиц, и даже морских гадов. — Она тяжело вздохнула. — И мой народ не исключение.
— Вы не можете размножаться без… — голова Фина переполнилась всевозможными вариантами.
— Новые поколения способны иметь детей, но уже через одно становятся бесплодными, только великие Матери могут зачать вновь плодовитых накту.
— Но они рождаются редко? — высказал догадку Фин.
— Верно. Но даже они могут быть бесплодны, я — печальное доказательство этой простой истины.
— Это ваши яйца?
— Да, в моем лежит твоя дочь. — последнее слово она произнесла будто речь шла о нерадивой собаке.
— Я не хочу, чтобы она была моей дочерью.
— А чего же ты хочешь?
— Поступить по совести.
— Досадно, что власть саарта растрачивается на такие… жесты, — мать нагов посмотрела на небо, еле видное через заросли потолка. — Пора. Ты знаешь что делать?
— Да.
Михиль без слова понял хозяина, подал золотую монету. Финланд взял ее, сломав крикнул.
— Впусти!
Глава_17.1 Чужеземец
(Шесть лет назад)
Рюга обнаружила себя в маленьком домике мастера хана, ей пятнадцать лет. Она сидит закутанная в одеяло, которое пропахло учителем. За пределами дома непроглядная тьма. Только пара бумажных фонарей освещают комнату.
Юная гон снова переусердствовала и надорвала связки. За годы тренировок ее тело сильно вытянулось, но все равно для гона она была маловата, хотя и выше своей сестры.
В комнату на звериных лапах вошел лин, ростом, даже с лисьими ушами, он не доходил Рюге и до пояса. Кито был ее ровесником, хотя его лицо до седых волос на кисточках ушей будет детским.
— Я принес поесть, Рюга. — сказал он с грустным видом.
— Ты один? — спросила девочка, зарываясь в одеяло.
— Да, пожалуйста, поешь, ты измотана.
— Угу.
Лин подошел на бесшумных подушечках, поставил поднос на пол и протянул ей белую пышную булочку. Из одеяла вылезла набитая не по годам жилистая рука и робко взяла ее.
— Кит, а чего она двигается? — тихо спросила Рюга, лишь смутно отдавая отчет, что держит живую личинку.
— Эта целебная, так ты быстрее восстановишься.
Гон молча начала жевать булочку-гусеницу, постепенно выползая из одеяла.
— Как себя чувствуешь? — спросил лин Кито и присел рядом на коленях.
Рюга внезапно заплакала, взяла еще булочку и продолжила жевать. Затем посмотрела на лина. Огромными детскими глазами он глядел на нее как на измученного зверя забитого в угол.
Обычно девочка реагировала на такую мину грубостью. Но не сейчас.
— Кит, что-то странное происходит… — начала она, из глаз закапали слезы. — Я вижу… Все меняется, раз за разом я говорю им. Говорю жуткие вещи, а они снова и снова добры ко мне.
— Кто они?
— Хан, и Рю, и Мия, и ты, Кит… — она запихивала в себя очередную булочку, давя слезы, продолжила. — Я кричу, мне кажется, что я обуза, но каждый раз когда я кричу на них…
— Думаешь, они считают тебя обузой? — спросил вдруг Кито.
Фин чувствовал ее эмоции, он видел некоторые воспоминания. Лин подполз ближе.
— Я не знаю, я хочу быть на равных, хочу чтобы Хан гордился мной, чтобы сестра могла рассчитывать на меня.
Фин подергал ухом лина. Рюга посмотрела на пушистые широкие лопухи с кисточками на концах. Сильфир чувствовал — она всегда хотела потрогать их, когда еще ребенком училась в Холмах Мастеров. Рюга постоянно заставала, как ее соратница Мия мнет эти пушистые уши. Но всегда фыркала на них, втайне желая потрогать.
Она потянулась.
Кито наклонил голову.
Пальцы нежно мяли пух и изгибали кончики ушей.
— А ты, Кит, что думаешь?
— Мы любим тебя. Ты испытываешь нас, потому что опасаешься, что на самом деле мы терпим тебя. — Кито посмотрел на юную гонкай. — Но ведь они никогда не давали тебе повода так думать!
Разом на Рюгу накатили воспоминания. Когда сестра уводила ее из горящего дома она сказала — «Я защищаю тебя».
Когда она сломала руку в первые дни пробуждения духа, Мастер Хан на самом деле не смотрел на нее холодно, он просто сказал — «Ты научишься».
Когда она кричала на Мию — девушку с соломенными волосами, что она бесполезная, та никогда не держала обиды. А Кито всегда лечил ее и ни разу не требовал извинений за грубость.
Когда на ступенях стояли Хан и Рю, они позвали
