буркнул Мышишь.
— В Самаре, у старьевщиков. — пояснила девчонка, — один сезон, и еще половину назад.
Зайчич почесал подбородок.
— Даа, были мы там…
Рожу Мышиша перекосило, и он повернулся к другу, собираясь сказать какую-то гадость.
— Заткнись, Мышишь! — рявкнул Зайчич, — Или я тебя сейчас точно ударю! Ты меня достал своими придирками, сил моих больше нет!
Я посмотрел на обоих сталкеров, Мышишь сидел совершенно белый с перекошенным лицом, Зайчич же раскраснелся, и был похож на кипящий чайник.
— Он его всегда задирает. — сказала Мира. — Всегда! Все ему не нравится, все не так, все не эдак. То, что он делает правильно, а по другому — не правильно.
Мышишь уставился на девчонку пустым взглядом, а Зайчич улыбнулся ей.
— Так и есть. — сказал он, — Но это мой друг, я должен терпеть. Только сил моих больше нету!
— И правда, Мышишь, ты чего такой? — спросил я мелкого собирателя.
Тот потерял лицо, и сидел с самым обиженным видом.
— А чего он!..
— А чего он? — уточнил я.
— Все рассказывает!
— Ну и что? Зайчич добрый парень, ему нечего скрывать.
— Да! Добрый! И один раз у нас хабар украли из-за него и его трепа! — рявкнул Мышишь, и его кулаки сжались.
Он бросил злой взгляд на Зайчича, а здоровяк потупился, вздохнул, и вытер нос.
— Ну, рассказывай! — приказал мелкий.
— Я похвастал, что мы нашли место в руинах, где было много древнего хабара, хотели идти туда утром, а когда пришли — там было пусто.
— И давно это было? — спросил я.
— Давно… Мы тогда только начали собирать…
Я посмотрел на Мышиша.
— А ты злопамятный. — сказал я с осуждением.
— Какой?.. — не понял мелкий сталкер.
— Злопамятный. Ты помнишь плохое, и никогда не устанешь об этом напоминать.
— Да! — рявкнул тот, — Потому что…
— …ты просто говнюк, и тебе нравится издеваться над другом. — перебил я Мышиша.
Оба сталкера вылупились на мою физиономию.
— Да да. Ты просто говнюк. Зайчич сам понял, что произошло, и это до сих пор его гложет. И ты каждый раз засовываешь свои грязные пальцы в эту рану. Зачем? Что ты хочешь получить? По морде? И получишь, его терпения осталось чуть-чуть.
Мышишь переваривал информацию, и я заметил, что кое-что из сказанного он вынес.
— Он все помнит, — продолжил я, — и никогда не забудет. А ты забудь, это дело прошлое. Вас бы убили за тот хабар, Зайчич тебе жизнь спас, а ты его грызешь, нелюдь.
Судя по рожам, собиратели прониклись моей речью. Но Мышишь сдаваться не собирался, он не мог признать ошибку, и сидел молча, уставившись в огонь. А вот Зайчич выглядел разбитым, и я его прекрасно понимал: сложно терпеть издевательства раз за разом.
— Так что, куда вы дальше? — спросил я.
— Не знаю. — ответил Мышишь. — В Москву… Наверное… Не знаю. Опасно.
— А здесь остаться?
— Здесь не хорошо, жрать нечего, воды нет, разные — злые.
— В Москве все не просто, но устроиться можно, думаю у вас получится.
— Мы пойдем, скоро. — сказал Зайчич, а Мышишь даже ухом не повел, хотя в обычной ситуации уже вцепился бы в друга зубами.
— Удачи вам, сталкеры. Давайте разделим караул, и будем спать.
Глава 12
Первыми поставили дежурить меня и Миру, потом сталкеры, и под утро рязные. Мы сидели около костерка, изредка кидая в него припасенное топливо, чтобы поддержать жизнь слабого пламени. Мира сидела подтянув колени к подбородку, и положив голову на лежащие на коленях руки, она выглядела безмятежной, но я видел напряженный взгляд, и казалось, что даже ее уши шевелятся, вслушиваясь в темноту. А вот мне не сиделось. Точнее не мне, а троггу. Нелюдь проснулся, и жаждал деятельности.
“Пойдем! Пойдем!! Нам надо есть!”, ныл он.
Нет!
“Пошли! Самое время! Никто нас не увидит! А запасу на черный день скажем, что пошли ссять, и заблудились”.
Нет!
“Не хочешь — как хочешь”, сказал трогг, и его интонация мне не понравилась.
— Мира! — тихо сказал он, — Я это… Ссять пойду. Не ходи за мной, ато у меня не получится. И никому об этом не рассказывай.
Мира выпучила глаза на трогга, и кивнула со странным выражением морды лица. Я потерял контроль над телом, трогг встал и ушел в темноту. Да, зрение у него не в пример лучше человеческого, хотя я точно знаю, что трогги слепы от рождения, у них нет глаз. Видимо, скверна внесла некоторые корректировки в это тело. Трогг двигался быстро и бесшумно, его движения были плавными и текучими. Хищник. И куда мы так летим?
“Я чую мясо”, ответил он.
А больше ты ничего не чуешь? Людей там, мутантов? Нет?
“Нет. Мы тут одни”.
Мы выбрались из здания, пересекли площадь, потом перешли трассу, и остановились около бурого леса. Я помнил, что он бурого цвета, но сейчас лес выглядел серым, и слегка фосфорицирующим. Я напомнил троггу, что у нас мало времени.
“Да. Дичь тут”, ответил он.
Трогг аккуратно крался к лесу, чуть постоял на границе, и шагнул внутрь. Я увидел светлое пятнышко, которое шевелилось, и понял, что это либо кошка, либо собака, либо еще какая-нибудь мелкая зубастая живность. Трогг приготовился к прыжку, но резко замер, и посмотрел налево. Вдали, среди чуть светящихся стволов деревьев, я увидел черное пятно. Пятно шевельнулось, и сместилось в сторону. Мать! Кто это??
“Тот, кого тут быть не должно”, бросил трогг.
И я понял, что он эту дрянь не видел, и не ощущал. Зверушку он, значит, унюхал, а вот это вот — нет.
“Да, оплошал”, посетовал он, “В этих местах есть свой охотник”.
И мы будем с ним драться?
“Нет. Мы просто уйдем. Это его территория”.
О как. Трогг вытек из леса и перемахнул трассу. Охота была неудачной…
“Мы будем голодны. Это очень плохо”, посетовал он.
Ну хоть меня не вывернет от того, как ты что-то жрешь. Но кто это был?
“Охотник”.
Охотник? Кто это?
“Охотник — это дитя матери, потерявшее с ней связь. Ты называл их черными, но те черные еще не стали охотниками”.
Чем дальше в лес — тем толще обезьяны… Черные были опасны для людей, но они еще не набрали полную силу?
“Да. Охотник сильнее меня”.
Сильнее? Я-то думал мы тут самые страшные…
“Всегда найдется рыба покрупнее”.
Понятно. Хорошо, что не пришлось драться, последствия были бы не очень: пошли поссять, приползли в крови.
“Ничего страшного, не было бы последствий, мы бы просто умерли”.
Мда. Ну… Для нас последствий бы не было.
