— Кофе?
— Ну как бы… — произнес тот, что помладше.
Ему не было и двадцати пяти, — похоже, только окончил колледж.
— Мадам, — начал другой, — мы…
— О, я догадываюсь, кто вы, — перебила его Матильда. — Не хотелось бы вас обижать, но у всех вас, там, в полиции, примерно одни повадки, верно? Так что, всем кофе?
Тот, что помоложе, осклабился, а комиссар обиделся и вытащил из кармана горсть каких-то зерен.
— Это что? — спросила Матильда. — Что это вы поглощаете?
— Кешью.
— Ну-ну, в старости вам придется несладко, вы… Так, значит, кофе…
Из кухни, наполняя фильтр молотым кофе, она бросила через плечо:
— Вы тоже пришли из-за той истории на парковке?
— В частности, — ответил комиссар.
Матильда обернулась; лицо ее сияло, будто он только что сообщил ей приятную новость.
— А что, есть еще что-то?
Складывалось впечатление, будто этой женщине скучно и визит доставляет ей удовольствие. Если поддаться, они будут беседовать с ней все утро, а в полдень она, даже не спрашивая, накроет стол на троих…
Электрический кофейник забулькал, Матильда вернулась с чашками, ложками и сахарницей.
— Я думала, что все уже рассказала вашему коллеге, как его, такой высокий, с русской фамилией?
— Васильев?
— Точно!
Она опять вышла, вернулась с песиком, который свернулся клубочком у нее на руках, и с новым вздохом рухнула на стул.
— Так что, неужели все сначала? Ну так вот, все дело в обуви — да, я знаю, это пустяк, но так уж вышло, у меня была пара ту…
— Нет, не стоит беспокоиться, — сказал комиссар, — все это записано в его рапорте, не…
Матильда немного нахмурилась: она не улавливала причины их визита.
— Позавчера наш коллега умер, мадам, и…
— Нет!
Это был настоящий вопль, Матильда зажала рот рукой.
— Высокий молодой человек, который приходил сюда? Он умер?
— Да, мадам, позавчера.
— Этот высокий парень выглядел совершенно здоровым. Ботинки у него были грязные, но мне он показался очень даже симпатичным для полицейского… То есть я хочу сказать… И от чего он умер?
— Он был убит, мадам… Возможно, вы слышали об этом в новостях…
— Я никогда не смотрю телевизор — ах, бедняжка! Вечно я ничего не знаю! Убит… Но кем? Почему?
— Это именно те вопросы, на которые мы ищем ответы, мадам.
Крайне довольный такой формулировкой, Оччипинти заглотил пригоршню кешью. Он выглядел человеком, очень уверенным в себе, однако находился в некоторой растерянности. Вот уже двадцать четыре часа они разрабатывали братьев Тан, но до сих пор ничего не обнаружили. Он лично потратил на это много часов. А утомившись, передал их другой бригаде. Он непрестанно метался от гипотезы Тан к гипотезе Васильева и уже не знал, каким святым молиться. Ему казалось, что он потянул не за ту ниточку, что все очень шатко, и ему это не нравилось. Поскольку бригада снова отправилась опрашивать свидетелей, с которыми Васильев встречался по делу об убийствах на парковке, комиссар сказал, что сам займется старухой из Мелёна. Однако прибыв сюда и увидев эту милую женщину, он уже упрекал себя за инициативу: неужто нет ничего более срочного, чем опрашивать пенсионерку? Поистине, это знак, что он отклонился от своего расследования, что все не вяжется. Начиная с него самого.
Матильда повернулась к тому, что помоложе, который с самого их появления толком не проронил ни слова:
— Будь добр, мой мальчик, принеси кофе, мне трудно ходить нынче утром…
Полицейский улыбнулся: Матильда напоминала ему бабушку — она точно такая же, без церемоний.
— Так что же я могу для вас сделать, инспектор?
— Комиссар.
— Как пожелаете.
Она сочла, что он обидчивый.
— Я хочу знать, произошло ли что-нибудь, скажем, особенное во время его визита. Мы восстанавливаем его маршрут за последние дни.
Матильда пожала плечами: не припомню.
Молодой полицейский вернулся с кофейником.
— У вас там наверху ковер?
— Ковер? — переспросил комиссар. — Какой ковер? Где?
— Там, наверху, — ответил молодой, разливая кофе. — Скатанный, на площадке.
— Это для старьевщика, — сказала Матильда. — Он должен прийти в первой половине дня и забрать.
— Не хотите, чтобы я его спустил?
Какой любезный юноша; но Матильда была чем-то раздражена.
— Спасибо, не надо, старьевщик сам справится. Это его работа — достаточно и того, что я все упаковала…
Тем временем комиссар вытер руку об изнанку куртки и вытащил из кармана довольно мятую бумажку, на которой различались какие-то неразборчивые каракули.
— Это не в рапорте инспектора Васильева, а в его заметках… Я вижу, что он написал «собачья голова», — вам это о чем-нибудь говорит?
В мозгу Матильды столкнулись две мысли.
Как выиграть время?
И как, не привлекая внимания, подняться со стула, чтобы добраться до ящика кухонного стола. Потому что вернулась ярость, которую она ощутила тогда к этому кретину-полицейскому, а этих двоих, что сидят здесь, у нее за столом, ожидает та же участь.
— Это про него.
Она кивнула на маленького кокера, по-прежнему лежавшего у нее на руках.
Это только что пришло ей в голову. Это как если подбросить в воздух монетку и она упадет хорошей или плохой стороной; тем хуже для них. Полицейские с некоторым беспокойством уставились на щенка.
— Думаю, в детстве у него был такой же…
— Но почему «голова»? — спросил комиссар. — Что-то я не совсем понимаю…
— Он мне сказал, что у его пса была такая же голова. А вот мне кажется, что у всех кокеров одинаковые головы, — или нет? Не хочу выглядеть неприятной, но не был ли этот ваш коллега слегка недалеким?
Комиссар никак не отреагировал.
Матильде показалось, что атмосфера внезапно сгустилась: их что-то встревожило — это было видно по их лицам. Комиссар взглянул на бумажку.
— Он записал «сосед», а чуть ниже — «живая изгородь».
— Мне это ни о чем не говорит…
— Однако это заметки, сделанные после вашей беседы.
— Возможно, но он, наверное, уже думал о чем-то другом, я не знаю…
Похоже, этот аргумент не имел большого успеха у полицейских: они молчали и явно сомневались.
— Разве что он ходил разговаривать с соседом, — продолжала она. — Но я не понимаю, к чему бы он это сделал.
