проводя взглядом по всему моему телу снизу вверх. Вернула очки на место и переспросила, как будто подозревала меня в злой шутке:
– Серьёзно? Выездная бригада скорой, в ночную смену, три раза в неделю, по двенадцать часов, параллельно с учёбой? Вы? Вы, прошу прощения, здоровы, милая?
– Я абсолютно здорова, – с улыбкой кивнула я, осмотрела крохотный кабинет, захламлённый от пола до потолка старой мебелью, огромными банками со стёршимися этикетками, связками костылей и сломанным оборудованием. Подошла к массивному линялому креслу из дубового массива, взяла его двумя пальцами за спинку и осторожно подняла на вытянутой руке, посмотрела на заведующую, уважительно приподнявшую брови, но не особенно впечатлённую – она была полугномкой, с явной примесью крови оборотней, она бы и сама это кресло так подняла. Я взяла во вторую руку сложенное инвалидное кресло, судя по виду, сделанное мамонтами из доисторического чугуния, посмотрела на женщину честными глазами и сообщила: – Я полудемон с раскрытой силой, мне не страшно и не плохо, когда кому-то рядом больно, меня это успокаивает.
Она смотрела на мои руки с сомнением, я добавила:
– Я могу поднять взрослого мужчину одной рукой, я ходила на занятия кузнечным делом, два часа работать молотом для меня не тяжело.
Она всё ещё смотрела на меня с сомнением, и я выдала последний аргумент:
– Мне достаточно двух часов сна в сутки, а за три я успеваю отлично выспаться.
– Серьёзно? – улыбнулась как вампир заведующая, я кивнула, она улыбнулась шире и придвинула к себе мои документы, беря ручку: – Добро пожаловать в скорую, госпожа санитар, можете выйти с пятнадцатого числа.
***
Оттуда я сразу поехала в отель, увольняться. Попрощалась с коллегами, пообещала начальнице заглянуть на чай, написала заявление и забрала трудовую, сразу же отправив курьером в скорую, и отдельной запиской попросив выслать заполненную копию юристам – всё, на этом моя часть работы по кредиту заканчивалась. Узнав у портье, что гость из пентхауса ушёл, я поднялась наверх и собрала свои коробки, позвонила на ресепшен и голосом миссис Браун попросила грузчиков забрать коробки и доставить в общежитие жизни, а сама поехала в другой карете и встретила их на месте. Получилось до обидного легко.
Я убеждала себя, что прошлое надо уметь оставлять в прошлом, но что-то внутри хотело увидеть Алана ещё раз, один, последний, чтобы разрешить какие-то самые последние сомнения, может быть, согласиться на тот последний поцелуй. Я понимала, что может быть только хуже, но ради крохотной вероятности, что хуже не будет, я согласна была рискнуть. Но Алана не было. Номер был пустым и чистым, как вчера, в нём не изменилось совершенно ничего, я специально прошлась по всем комнатам и проверила. Ничего, как будто его здесь не было с того момента и до сих пор.
В общежитии я разобрала коробки и сделала ещё одну уборку, сходила к старосте за конспектами, на обратном пути отдала долг булочнику и купила печенья. Поела, внимательно сделала домашнее задание, подготовилась по всем предметам и собрала сумку для завтрашней учёбы, и даже костюм приготовила, с прискорбием констатировав, что заняться больше нечем, всё, моя жизнь вернулась в старое русло легко и быстро, без шанса на какую-нибудь катастрофичную проблему, которая заставила бы меня вернуться в отель или ещё раз встретиться с Аланом. Солнце садилось, я взяла книгу про Вестника и пошла на балкон караулить соловку, но соловка так и не появилась до самого утра.
***
Глава 72, итоги и выводы
Среда, 14 октября, Грань Тор
Я легла спать в пять и проснулась в семь, как робот повторив свой обычный утренний набор действий, но в какой-то странной мысленной тишине, я даже специально хлопала дверцами, чтобы убедиться, что не оглохла. Уши слышали, но в голове было такое эхо, как будто со стен сняли сотню картин, а потом ещё обои и штукатурку.
Птицы не было, я искала её магически, пыталась напеть её любимую балладу, но с голосом что-то случилось, и я не могла издать ни звука, как будто меня кто-то заколдовал.
«Заклинание онемения на горле отца я не сняла до сих пор. Сниму, когда они уедут. Мама спасибо скажет.»
Я почему-то её за всё простила, оптом за всё, даже не поняла, в какой именно момент, просто заметила, что больше не злюсь на неё и не обижаюсь, и не чувствую вообще ничего, как будто это она, а не я, была приёмной, и наконец-то выросла, оставив мой дом навсегда, чтобы пойти своей дорогой.
«Отец очевидно нездоров, с его сосудами, сердцем, давлением и лишним весом, плюс стресс, он не протянет дольше десяти-двадцати лет. И она станет свободна, как раньше, до него и до меня. И забудет это время, как страшный сон.»
Алана я тоже простила, волшебным образом выбросив из памяти огромный кусок жизни, оставив только короткие вспышки его великолепия, без смысла и без сожалений – Алан смеётся в двухместном купе на рассвете, Алан снимает рубашку в полумраке, Алан спит у меня на коленях в гамаке, Алан заляпывает рубашку соусом, Алан выныривает из воды, мокрый и счастливый, по грудь в океане, с головой в мечтах о грядущей ночи. Я уже не помнила, что там пошло не так, но сверкающие блики на воде помнила отлично, было очень красиво.
В дверь постучали так тихо и медленно, как будто точно знали, что я жду и услышу, но не знали, захочу ли открыть. Я не видела ауру, но могла сказать, кто это, по той лёгкости, с которой взгляд с этой ауры соскальзывал.
Отложив книгу и тихо подойдя к двери, я остановилась перед ней и хотела спросить, кто там, но с горлом всё ещё были нелады, и я просто открыла дверь, медленно и тихо, на ширину ладони. Алан был в том же костюме, в котором разговаривал с моими родителями, и я без магии могла сказать, что он с тех пор не только не переодевался, но
