Обвиняемый вбежал в зал бочком, за ним едва поспевали два стражника, и публика тотчас примолкла в предвкушении развлечения.
«Магия магией, но для того, чтобы девушка согласилась с ним переспать, ему в своем арсенале нужно иметь и что-то покруче», — подумал Лайам, узнав в подсудимом вчерашнего паренька. Того самого, которого допрашивали Проун с эдилом. Каммер был потрясающе неказист. Землистое лицо, нос картошкой, черные космы торчат во все стороны. Чрезмерная сутулость столь удачливого в любви кавалера не позволяла судить о его росте, он так ежился, что едва достигал до плеча соседнего стражника. От каждого слова вдовы лопатки подсудимого вздрагивали, будто на них обрушивались удары кнута.
Публика впитывала рассказ с повышенным интересом, впрочем, нездоровое любопытство собравшихся было вполне оправданным. В начале прошлой зимы Каммер умудрился получить место учителя в одном из богатых уоринсфордских домов. Педагогические таланты его и внешность, не вызывавшая опасений, постепенно раскрыли перед ним и двери других домов, где имелись дочки на выданье. Лонс Каммер охотно принялся их обучать. К чему это привело, выяснилось две недели назад, когда обнаружилось, что одна из его учениц отнюдь не невинна. Девица, рыдая, пожаловалась отцу, что Каммер погрузил ее в сон и «допустил вольность». Отец тайком провел что-то вроде расследования и обнаружил в соседских семействах еще двух девиц, с которыми обошлись «вольно». За четыре дня до прибытия ареопага учителя, «допускавшего вольности», заключили в тюрьму.
Лайам морщился. Ему не нравились словесные обороты вдовы. «Какие там вольности? Малый просто насильник. Повесить его — и дело с концом». Собравшиеся вели себя тихо. Зал жадно слушал, ничем не выказывая своего отношения к делу.
— Во всех трех случаях происходило одно и то же, — сухо говорила вдова, но голос ее подрагивал от омерзения. — Жертвы в ходе урока впадали в глубокий сон, а просыпались уже обесчещенными. Все совпадает в мельчайших деталях. Вы понимаете, в чем вас обвиняют?
Каммер потупил глаза.
— Д-да, госпожа председательница.
Лайам склонил голову набок. Этот голос — в нем слышалось что-то странное. Что-то, что царапнуло его и вчера, но на что он не обратил внимания.
— Вы признаете себя виновным?
— Нет, госпожа председательница.
— Вы должны подкрепить свое заявление чем-нибудь веским, — холодно сказала вдова, выпрямляясь в своем кресле. — Предупреждаю, суд располагает свидетельствами, говорящими об обратном.
Внезапно Каммер весело улыбнулся.
— Значит, вы опросили моих дружков? — спросил он, и вдова потемнела лицом. — А те, конечно, порассказали вам о моем хвастовстве. Да, госпожа председательница, не скрою, я хвастался перед ними. Каюсь, это не очень-то добропорядочно с моей стороны, но я не мог удержаться. В конце концов, не так уж часто молоденькие красотки вешаются на шею парням вроде меня.
По залу прошлись неуверенные смешки, но председательница, казалось, их не заметила. Уродливому юнцу удалось-таки выбить ее из колеи, вдова молча кусала губу, пытаясь собраться с мыслями.
— Каков наглец! — восхищенно прошептал Куспиниан. — Как лихо загнул! На шею они ему вешались — ха!
Лайам не слышал эдила. Он неотрывно глядел на обвиняемого, стараясь не пропустить ни словечка из его болтовни.
— Значит, вы признаете, что распускали по городу слухи о ваших победах? — спросила женщина наконец.
— О да, — охотно ответил Каммер. — Не по всему городу, ясно, но двум-трем приятелям рассказал. А спросите их, говорил ли я им хоть что-то о магии? Эти девицы по собственной воле переспали со мной. Они и сами это бы подтвердили, если бы не боялись своих папаш. Папаши заставили их рассказывать сказки.
«У него харкоутский выговор! — воскликнул мысленно Лайам. От внезапной догадки по его коже прошелся мороз. — О боги, нет! Этот сопляк не может быть тем человеком!»
Вдова Саффиан испепелила ответчика взглядом.
— Что вы там такое несете?
— Эти девицы, госпожа председательница, просто-напросто влюбились в меня, хотя вам и трудно поверить, что можно влюбиться в такого урода. — На сей раз смех зала сделался громче. Каммер почувствовал себя поуверенней, он выпрямился и, вскинув голову, посмотрел на вдову. — Но все-таки их ко мне потянуло, и неудивительно, что я не сумел устоять. Как я мог воспротивиться желаниям юных красавиц? А родителям, когда все раскрылось, это, естественно, не пришлось по душе, вот они и раздули историю, чтобы меня опорочить. Да и кто я такой в их глазах? Юнец, которому только-только стукнуло восемнадцать! Нищий, у которого нет ничего, кроме знаний, ну и, конечно, сердца, способного и любить, и страдать…
Убийца Пассендуса просто не мог оказаться магом-приготовишкой, обольщающим своих учениц. Воображение Лайама никак не хотело расстаться с образом могучего седовласого чародея. Что тут сходится? Харкоутский выговор? Это еще не улика. Легкость, с которой юный безвестный учитель сумел втереться в доверие к горожанам? Кстати, когда это произошло? В начале прошлой зимы? М-да, по времени совпадает. Но совпадения совпадениями, а к делу их не пришьешь. Версия, прямо скажем, дурацкая, и никуда не годится! Однако что-то в поведении подсудимого не позволяло Лайаму от нее отмахнуться. Он очень умен — этот невзрачный вертлявый мальчишка, он уже четверть часа морочит голову госпоже Саффиан.
— Значит, вы утверждаете, что девушки лгут?
— Не девушки, — ответил Каммер, многозначительно вскинув палец. — Нет, вовсе не девушки, госпожа. Их родители. Они приказали им дать против меня ложные показания и отречься от лучших своих чувств. Если бы вы взяли их под свое покровительство, позволив высказаться чистосердечно, они поведали бы суду всю правду. Но их семьи знают, что такое может случиться, и потому не позволили бедняжкам явиться сюда!
— Им нет нужды сюда приходить. У нас имеются их письменные заявления.
— Они получены под давлением. Велите доставить девушек в суд, — с вызовом сказал Каммер. — Они не посмеют лгать мне в лицо. Наши чувства слишком сильны.
Вдова Саффиан стиснула зубы.
— Квестор Проун! Подойдите ко мне!
Толстый квестор, явно напуганный резкостью обращения, вскочил на ноги и засеменил к помосту. Добежав до стола, он склонился к вдове и застыл в угодливой позе. Та что-то быстро и гневно ему зашептала.
«Может он оказаться тем человеком?» — мысленно спросил Лайам у Фануила.
«Он слишком молод, чтобы быть чародеем. Скорее всего — ученик», — откликнулся Фануил.
«Но Хандуиту ведь и был продан учебник!»
«Да, мастер», — ответил дракончик, но Лайам уже поворачивался к Куспиниану.
— Что вам известно об этом красавце?
— Только то, что он страшный наглец, — ответил лениво эдил. — Будет правильно, если ему вынесут приговор, и мы на этом закончим.
