I
Соседи не узнавали Петра.
После той весенней ночи, когда вместе с благоуханием росистых трав и цветов до него донеслась песнь великого музыканта Сарабанды, он словно переродился.
Может быть, по волшебству?
Нет, просто эта чудесная музыка разбудила его спящий ум и душу. В нём впервые проснулась любовь к заброшенному бесплодному клочку земли, который столько лет напрасно согревало солнце и поливали обильные дожди.
Впервые ощутил он огромное желание работать и огромный прилив сил.
Руки, грудь, плечи налились силой, и он еле дождался утра, ворочаясь на соломе, будто это был муравейник или ложе Мадея[4].
«Сколько времени потеряно, сколько добра пропало даром, сколько сил ушло впустую — и у меня и у земли!»
И как это не пришло ему в голову раньше — год или два назад!
А земля — добрая, терпеливая земля — всё ждала его… Ждала, наряжаясь в пёстрый цыганский убор из трав и полевых цветов, — ведь он не одевал её своим трудом в золотые колосья…
Теперь он её приоденет… Теперь он её накормит… Теперь она ему мать родная, а он — её сын!
Уже пели петухи, когда Пётр, измученный своими думами, наконец забылся. И приснилось ему, будто ходит он по синему небу, жнёт звёзды лунным серпом и складывает в огромные стога…
Вот какой чудной приснился сон!
Едва забрезжил рассвет, Пётр достал деньги из кубышки, спрятанной в соломе под стрехой, и отправился на другой конец деревни, к тележнику Войцеху, покупать соху и борону. На улице было ещё тихо и пустынно. Но Войцех уже сидел верхом на табуретке и строгал рубанком дышло, пересвистываясь с ручным скворцом, который давно жил у него.
Только Пётр показался на дороге, а скворец уже закричал:
— Войцех! Войцех! Войцех!
Старик кивнул головой и сказал:
— Гость идёт.
— Гость! Гость! Гость! — пронзительно закричал скворец.
И тут как раз подошёл Пётр.
— Здоро́во!
— Здоро́во! — отозвался Войцех.
— Здоро́во! — повторил скворец.
— Ишь ты, какая умная птица! — удивился Пётр. — Небось органист говорить её научил?
— Э, нет! Сам научил. Человек я старый, одинокий, родные все поумирали — поговорить не с кем. Так хоть с птицей, тварью бессловесной, перемолвиться! А ты зачем ко мне пожаловал?
— Соха мне нужна, да покрепче!
— Ого! Кому ж ты пахать собрался?
— Никому. Себе самому да ребятишкам. Посею на том клочке, что пустошью зовётся.
— Ну? — удивился Войцех. — Ту землю не то что сохой — пушкой не разобьёшь. Закалянела она, залежалась… Трудная это работа.
— Трудная! Трудная! Трудная! — заверещал скворец и стал охать, кряхтеть, как смертельно усталый человек. Он и это умел.
У Петра засосало под ложечкой и руки совсем было опустились, но он встряхнулся и сказал:
— Это верно, земля у меня как камень; зато мужик я сильный и работы не боюсь! Вот и ладь соху по мне — покрепче! — Рассмеялся и сжал кулаки, показывая свои жилистые руки.
— Коли так, будет тебе соха! — сказал Войцех.
— Будет! Будет! — закричал скворец и весело забил крыльями.
У Петра глаза загорелись, силы в нём так и заиграли. Расправил он плечи и заговорил горячо:
— Сделай мне, Войцех, такие рукояти, чтоб я налёг и все камни, какие есть, выворотил! А сошник — чтобы как солнце горел да поглубже входил, борозду для зерна готовил. И отвал получше, чтобы пласты играючи отваливал да ровнёхонько друг подле друга клал. И рассоху, и колёсца, и обжи — всё побольше, покрепче да попрочнее! И дерево бери не из чащи, а с полянки, где жаворонок пел и свирель играла, где воздух вольный, как в поле… Вот какую мне соху сделай!
— Соху! Соху! — пронзительно закричала птица, заглушая Петра.
Войцех улыбнулся добродушно и кивнул седой головой.
— Будь по-твоему, — сказал он, когда умолк скворец. — Будь по-твоему! Я какую хочешь соху могу сделать — и для лентяя и для труженика, и барскую и мужицкую… И такую могу, что, как в масло, будет в землю входить, пускай там хоть камень на камне!
— В добрый час! — молвил Пётр, развязывая тряпицу с деньгами. — Вот всё, что у меня есть. Да заодно и борону сделай.
— А как же! Будет борона зубастая, как волчья пасть. Расчешет землю, как баба кудель. Будь покоен!
— Ну, счастливо, — сказал Пётр, у которого уже руки чесались — не терпелось поскорее схватить топор да пни корчевать. — Через неделю приду за сохой!
— Приходи! — сказал Войцех.
— Приходи! Приходи! — закричала птица вслед Петру, который так быстро зашагал домой, словно помолодел лет на десять.
II
Дивились люди, проходя мимо пустоши: что за человек там от зари до зари пни корчует, терновник рубит, ветки да камни носит и на меже складывает, полынь, коровяк косит, сорняки выпалывает?
