— Я! — сказал сзади них голос.
Очень знакомый тембром голос. И совершенно незнакомый интонациями.
— Я, — повторил голос.
Очень похожий на голос банкира.
Следователи обернулись.
И увидели направленный на них пистолет Очень хороший автоматический, стреляющий длинными очередями пистолет. И еще увидели дочь банкира, которая прикрывала корпус банкира
— Оружие на стол. Стрелять было некуда. Стрелять можно было только в девочку.
— Оружие на стол! — еще раз повторил банкир. — А вы подберите их пушки, — приказал он возлежащим на столе преступникам.
Те зашевелились.
— Лежать! — гаркнул Григорьев, поводя пистолетом в их сторону.
Так все и замерли: один пистолет уперт в следователей, другой в банкира и в его дочь, третий в бандитов.
— И все же оружие на стол! — повторил приказание банкир. И, развернув пистолет, упер его в голову девочки. — Считаю до трех. Раз!
— Вы что, стрелять будете? В родную дочь? — не поверил Грибов.
— В приемную. А потом в вас. Если вы не выполните мою просьбу. Два!..
Следователи переглянулись. Использовать силовые методы было невозможно. Потому что траектория полета пули от ствола до виска самая короткая. И самая неодолимая.
Сыщики отбросили пистолеты. Которые тут же перехватили поднявшиеся со стола преступники.
— Как же вы так? — укоризненно произнес Лекарь. — Легавых на хвосте притащили…
— Не я. Я оставил их полтора часа назад.
— А кто же их привел?
— Не знаю.
— Слышь, — обратился Лекарь к своему молодому помощнику, — пошустри по округе. Там их машина должна быть. И если их кто-то привел, то тот, кто привел.
Сыщики слегка дернулись в сторону.
— Руки. Руки на стол! — скомандовал Лекарь и резко ударил ближнего к себе следователя кулаком в живот. Так, что тот согнулся и лег на предложенное ему место.
— Вот так.
— Слышь, вернись. Свяжи им вначале руки, — приказал Лекарь, — только осторожно. Узлы не затягивай. Чтобы на коже не осталось никаких следов…
— Папа, что это? Зачем ты… — растерянно спросила наблюдающая за тем, что происходит, и ничего не понимающая дочь. Дочь, которая продолжала прижиматься к папе.
— Затем, дочка, — ответил банкир, — за тем самым, — и показал на разбросанные по полу пачки долларов.
Глава 34
Теперь их в комнате было только пятеро. Банкир, следователи, молодой бандит и девочка. Еще один бандит куда-то ушел. И все его ждали. Зачем-то ждали.
— Интересно, на что вы рассчитываете? — спросил из положения мордой вниз Грибов.
— На то и рассчитывает, — ответил за банкира лежащий в том же положении Григорьев. — Сорвать куш и, пока суд да дело, смотаться с деньгами за кордон. Вместе с женой и дочерью. Подальше от кредиторов.
— А вот здесь вы не правы, — не согласился банкир. — Я никуда не собираюсь уезжать. Вернее, не собирался до этого момента. Я, знаете ли, патриот. Я Родину люблю. Ее леса, поля, реки и недра. Тем более что на распродаже Родины сейчас такие бабки делаются, что «их» капиталистам и не снились. Особенно теми делаются, кто эти бабки имеет. В качестве начального капитала. Для раскрутки еще больших бабок…
Но теперь, кажется, мне придется изменить самому себе. Придется уехать. Потому что, честно говоря, достали вы меня, парни. Своей чрезмерной опекой. С самого начала кровь портили и в конце чуть все дело не завалили. Правильно про вас ваш генерал говорил — въедливые вы. Очень. Как москиты.
— И что вы собираетесь делать?
— Для начала пристрелить вас.
— И что это даст?
— Чувство глубокого удовлетворения.
— Но ваша дочь расскажет. Все, что видела. И миллион вам уже не пригодится. Ни здесь, ни за границей. Ваши купюры останутся сиротами.
— А она ничего не расскажет. Потому что… Потому что, по всей видимости, погибнет от случайной пули при освобождении заложницы бригадой следователей-любителей. Из-за их непрофессионализма и игры в частный сыск. И еще из-за того, что они полезли не в свое дело.
— Вы убьете свою дочь?
— Не я убью. Вы убьете. Потому что не оставили мне иного выхода. Она действительно видела все. И может это все рассказать всем Вы сузили границы возможностей
— Вот сука! — не сдержался, выругался Григорьев
— А вы глупцы. И генерал ваш, согласившийся помочь мне частным образом, тоже еще тот недоумок.
— Похоже, вы все рассчитали с самого начала…
— С самого. Мне нужен был беспроцентный кредит. Очень крупный кредит. Который мне никто бы не дал ни под какие гарантии. Кроме гарантии жизни моей дочери.
Я действительно учел все. Кроме вашей прыти. Не мог я предположить, что вы сможете на этот дом выйти до того, как я все доведу до логического конца. До отдачи денег и возвращения неизвестными злоумышленниками дочери. И исчезновения тех злоумышленников в неизвестном направлении. Но сейчас вы мне не оставили выбора.
— В чем выбора?
— В действиях. Теперь я вынужден нагораживать трупы. Чем больше трупов, тем больше веры. Мне веры. Изначально не должно было быть ни одного мертвеца, а теперь будет как минимум четыре — вы и найденный вами и привезенный сюда шантажист и…
— А я здесь при чем? — заныл приведенный из машины дядя Петя. — Я вообще ни при чем. Они меня напоили и заставили…
— «При чем». При том, что кто-то должен убить бравых следователей и погибнуть от их пуль сам. Без трупов картинка не сложится. Посудите сами: никем не уполномоченные следователи проникли в дом, там, пытаясь без согласования с начальством освободить заложницу, открыли стрельбу. В результате чего одна пуля по случайности попала в заложницу. Из одного из ваших пистолетов. Например, вот из этого. А две пули, выпущенные из пистолета преступника, угодили в следователей. Очень неудачно угодили, так что они скончались на месте, не успев дать никаких объяснений своему недисциплинированному поведению. Правда, в последний момент успели пристрелить террориста. За что им честь и хвала.
Ваши пистолеты мы, естественно, вложим вам в руки. А вот этот, мой, от пуль которого погибнете вы, — вон тому алкоголику. Который вообще-то ни разу в жизни оружие в руках не держал, но поведать об этом следователям, ведущим расследование, уже не сможет. И станет посмертно очень опытным террористом.
В результате все погибнут. Останусь только я и принадлежащие мне деньги.
Следователи молча лежали на столе.
— Ну что, убедительная мизансцена получается?
— А ребенка не жаль?