– усмехается Серёга. – Человечка мы спугнули, но ты же знаешь, такие люди, если принимают заказ, работают до его выполнения. Так вот… Мы готовы тебя подстраховать, и даже закрыть глаза на некоторые твои косяки, в обмен на содействие следствию.
– Я ничего не знаю, – тут же отпирается мразь.
– Думаю, ты сильно лукавишь. Подумай, стоит ли садиться в тюрягу за чужие косяки? Или и того хуже, погибать. А вместе с тобой ещё и сестрица твоя пойдёт на зону. Весело вам там будет.
– А я-то здесь при чем? – подаёт голос Вера.
– Да, Верка вообще не при делах, – нервно уверяет Славик.
– Уверен? – смотрю пристально на медсестру. – А вот я так не думаю. Давай-ка, Верочка, вспомним день (называю проклятую дату), и твою неожиданную смену в больнице.
– А что там было такого? – делает она непонимающий вид. – День как день.
– Да? Значит, дети у тебя на смене каждый день умирают при родах?
Верочка напрягается.
– Подождите, – смотрит на меня внимательнее, – вы муж той женщины? Так, постойте, Славик, так ты же её и привёз тогда, да?
– Вот, начинаем вспоминать важные детали, – киваю я.
– Так, а я здесь каким боком? Ребёнок родился с множеством патологий, ещё и роженица эта истерила, орала, чем ещё больше ситуацию усугубила. Вот, кстати, мужа всё время звала, – смотрит на меня с укором, – так что нечего перекладывать с больной головы на здоровую.
Эта фраза больно колет, но я терплю, держу эмоции под контролем.
– А теперь, Верочка, – сажусь перед ней и ловлю её взгляд, – оттого, насколько откровенно ты всё расскажешь, будет зависеть твоя судьба. Будешь ты дальше жить на свободе, или пойдёшь на нары вслед за своим полюбовником Редичем.
– Что вынесете?! – начинает возмущённо.
– Ты вначале послушай, а потом истери, – рявкаю на неё. Вера притихает. – Нами уже установлен ряд нарушений при проведении операции.
Тупо беру её на понт. В подмене детей медсестра могла и не участвовать, но при родах ведь она присутствовала, значит, может ответить сейчас на один очень важный вопрос.
– Мы узнали, что ребёнок родился не мёртвым, как указано в документах, – давлю ее взглядом. – Первые несколько часов он жил. Это так?
Вера испуганно кивает.
– Д-да, вроде бы, я не помню, – мямлит она.
– Так да или нет?! – рявкаю я.
– Да! Да! – нервно выкрикивает Верочка. – Ребёнок родился живой. Девочка была, слабенькая, недоношенная. Скорее всего, чуть позже умерла. И что это меняет?
– Пока ничего. А теперь напряги память ещё раз, Вера. У вас была ещё одна роженица. Галина. Молоденькая наркоманка, рожала сама, в тот же день.
– Не помню. У нас их каждый день по десятку рожает, и что мне, всех запоминать? – пытается огрызаться, но я по лицу вижу, всё она помнит, просто отчаянно пытается просчитать, что именно нужно говорить, чтобы отмазаться.
И это наш шанс, ведь сейчас мне ясно, что нет у неё чётких инструкций, что говорить и как. Просчитался Редич, видимо, решил не привлекать внимание, сделать всё максимально тихо. И вот сейчас Верочка сдаёт его по полной.
– Уверен, эту девицу ты запомнила, ведь у неё ребёнок родился тоже мёртвым, так? – подсказываю Верочке правильный ответ.
– Ну а там-то какие вопросы? – глаза её продолжают испуганно бегать, но мои слова она не опровергает, а значит, так всё и было. – Там только к счастью, что ребёнок не выжил. Матери он не нужен. Она сразу так и говорила. И даже рада была, насколько я помню.
– И всё же, меня интересуют детали. Давай, Вера, вспоминай. Кричал ли ребёнок, было ли обвитие?
– Это надо в карте больной смотреть.
– Нет! С твоих слов. Я хочу понять, есть ли вина врачей в гибели ребёнка.
– Нет там вины врачей! – рявкает Вера. – Ребёнок сразу не дышал. Обвит был несколько раз. Всё?
– Всё. Спасибо за информацию. Только к твоему сведению, у наркоманки ребёнок выжил. По документам.
– Как? – хмурится Верочка. – Нет, вы путаете что-то. Или… это я путаю? – начинает юлить.
– Не нервничайте, Вера, следствие во всём разберётся, – подаёт голос друг.
Бросаю взгляд на Серёгу. Знаю, он ведёт запись нашего разговора, но сейчас важно другое. Серёга своими ушами услышал подтверждение моих подозрений, и теперь это уже совсем не слова “обдолбанной наркоманки”. Меня трясёт внутри, но я стараюсь вида не подавать.
– А теперь вернёмся к тебе, Славик, – разворачиваюсь к уроду. – Сам всё расскажешь, или тебя нужно мотивировать? – сжимаю кулак.
– А что мне рассказывать? Жену твою я в больницу отвёз, да. Не надо было? Пусть бы там на стоянке валялась в обмороке?
Не выдерживаю, всаживаю кулак в его наглое табло. Замахиваюсь снова, но меня оттаскивает Серёга.
– Всё, Дан, успокойся. Дальше я сам.
Усаживает Славика назад на стул. Я ухожу к окну, засунув руки в карманы. Иначе сейчас порешу козла.
– Значит так, гражданин Уманский, – начинает Серёга. – Вижу, вы не совсем осознали масштаб проблемы. Проще сказать, Славик, ты связался с очень опасными людьми, которым дешевле тебя убрать. Ты этого ещё не понял?
– Я ни с кем не связывался. Ничего не знаю, – упрямо шипит Славик.
– Хорошо. Тогда мы сейчас уйдём. И со стороны посмотрим, как тебя грохнут. Ты же понимаешь, твоя заказчица уже наверняка узнала, что тобой заинтересовались люди из нашей структуры, а значит, ты для неё угроза. Она сейчас начнёт убирать свидетелей, и первым будешь ты.
– Что за бред, – усмехается Славик. – Я вообще не понимаю, о ком вы говорите. Я ментов ненавижу и ни с кем из них не знаком.
Я держусь из последних сил, чтобы не ушатать урода. Если бы не Серёга, я бы его разорвал голыми руками, но он действительно ценный свидетель, поэтому позволяю другу раскручивать его своими методами.
– Упрямый, да? – усмехается Серёга. – Ну что ж, твоё право. А как насчёт мошенничества с недвижимостью?
– А я тут не при делах, – опять борзеет гад. – Там всё чисто было. Баба сама решила квартиру продать, всё подписала добровольно.
– Да, а кто её снотворным опоил и
