Эйр встряхивает головой, указывая на рассыпавшиеся по полу книжные страницы.
–Нет. Спасибо. Но будет мило с твоей стороны, если ты закинешь ее в ящик возврата книг в библиотеке.
Асфальт поблескивает в темноте, когда Эйр идет к своей машине. Мысль о только что произошедшем вызывает у нее улыбку. Есть в Фабиане что-то такое, из-за чего он кажется давно знакомым. Ей вдруг приходит в голову, что она могла встречать или видеть его когда-то раньше, в другом месте и в другое время. А может, дело в его глазах. Всего-навсего. Она делает глубокий вдох и решает больше об этом не думать.
Звук торопливых шагов за спиной. Она оборачивается, но никого не видит. Она думает, что переутомилась и ей просто мерещится всякое. Но звук слышится вновь. Он отдается эхом от высоких стен больницы. Он не похож на звук человеческих шагов. Как будто кто-то бежит рысью, опираясь на четыре лапы.
–Эй?– кричит она в темноту.
Но вокруг тишина и покой.
Она трясет головой и думает, что пора домой спать, как вдруг впереди нее мелькает чья-то тень. Одно или два существа в самой темной части парковки. Она понимает, что это то самое место, где она оставила свой автомобиль, и что фонари не горят именно там.
Эйр убеждает себя, что никто не хочет ей навредить и наверняка свет погас рядом с ее машиной просто по какому-то неудачному стечению обстоятельств. А силуэт, скорее всего, принадлежит какому-нибудь бродяге, который ищет себе прибежище на ночь.
Она оборачивается в сторону здания больницы. Свет на лестнице выключается автоматически, один пролет за другим. Фабиан должен бы скоро спуститься на нижний этаж парковки за своей машиной. Но там темно. Может быть, он уже вышел через другой выход.
Она делает шаг вперед. В воздухе раздается звон, а потом продолжительное шипение. Она бросается к машине.
Стекло с водительской стороны разбито. Шины порезаны. Она кидается на землю и смотрит под машиной. Четыре ноги по ту сторону кузова.
Она не может понять, удаляются они или, наоборот, направляются к ней. Но она знает, что нож, которым они порезали колеса, должен быть острым. Она задерживает дыхание, вытаскивает оружие и встает на ноги. Чья-то тень кидается вперед. Голова, плечи, а потом рука, которая откидывает ее в сторону. Она летит на асфальт.
–Трусливые твари,– кричит она вслед двум теням, быстро удаляющимся по газону в сторону городской стены.
Ей наконец удается подняться на ноги, и она удрученно рассматривает разбитое стекло. В салоне кто-то оставил надпись на сиденье. Жирные буквы кислотно-розового цвета складываются в единственное слово: «СДОХНИ».
16.
Санна сидит некоторое время не двигаясь, пока лучи утреннего солнца не заставляют ее разомкнуть веки. Несколько малиновок щебечет на старом тутовнике по ту сторону улицы. В машине сыро и холодно. Лобовое стекло покрылось инеем, и ей приходится протереть его, чтобы хоть что-то стало видно.
Квартал, где расположилась единственная на острове католическая церковь, пестрит средневековыми домишками, впрочем, это не делает его отличным от остальных кварталов маленького старого города. Но само здание церкви современное, выстроено из ослепительно-белого известняка. Здесь пусто и тихо, только у стены церкви справляет нужду какой-то мужик. Когда она минует его и входит в гигантские двери церкви, мужик струей сплевывает порцию пережеванного снюса, застегивает ширинку и тянется к заднему карману за коробочкой с табаком.
В приходской канцелярии просторно, вокруг журнального столика расставлены большие удобные диваны. У окна стоит изготовленный на заказ письменный стол и красивый резной стул. Отец Исак Бергман, высокий стройный мужчина лет сорока, расположился за большим письменным столом и жестом предлагает Санне присесть. Она просит прощения за визит в субботу. Он щелкает пальцами, потом касается ими своих тонких губ и доброжелательно улыбается ей.
–Нечасто нас навещает полиция.
–Мы сейчас занимаемся одним расследованием…
–Женщина в квартале Сёдра Виллурна?– вопросом прерывает ее Бергман.
Санна колеблется. Это внезапное напоминание о том, что пока прессе известно лишь об убийстве Мари-Луиз Рооз и в газетах пишут только о нем. Обыватели ни полслова не знают о том, что расследование включает самоубийство Мии и убийство Ребекки.
–К нам попала маска лисы,– говорит она.– Есть основания предполагать, что она имеет какое-то отношение к католицизму.
Он некоторое время изучает ее.
–Ваши коллеги всегда торопятся обратиться к нам, если в их делах имеется хоть какая-то связь с религией,– холодно произносит он.– В других случаях их здесь никогда не бывает. В прошлом году у нас произошла кража со взломом, но тогда мы удостоились не более чем десяти минут вашего времени.
Санна вытаскивает фотографию маски, принадлежавшей Мие.
–Это вам ничего не напоминает?
Его взгляд остается бесстрастным.
–Нет.
–Вы или еще кто-то из тех, кто здесь работает, может быть, использовали ее, скажем, в образовательных целях или играх с детьми в вашем приходе?
На лице Бергмана появляется горькая усмешка.
–Я понимаю, вы бы с удовольствием связали наш приход с какой-нибудь грязью или насилием, но, к сожалению, тут я ничем не могу вам помочь. Я совершенно не понимаю, почему этот предмет должен иметь какое-то отношение к нашей вере, а тем более к детям. Несколько притянуто за уши, даже для полиции, не так ли?
Она отыскивает в телефоне еще одно фото, на нем картина с семью детьми в масках животных.
–Семь смертных грехов,– произносит она.– Разве католическая церковь не использовала в прошлом эти образы, чтобы напоминать людям о семи смертных грехах?
Бергман подносит руку к верхней губе, задумчиво водит пальцами под носом.
–Возможно, но я ничего об этом не знаю…
–Один ребенок из тех, что изображены на этой картине, на днях покончил с собой,– произносит Санна.– В момент суицида на девочке была маска лисы.
Бергман нервно сглатывает.
–Мне действительно очень жаль,– не сдается он.
–Картина висит в доме жертвы в квартале Сёдра Виллурна, в доме Мари-Луиз Рооз.
Он трет висок.
–Эти маски, они действительно не имеют никакого отношения ко мне или к моему приходу.
По тону его голоса можно понять, что встреча закончена. Весомость и уверенность, с которыми он произносит эти слова, не позволяют Санне усомниться в их правдивости. Она благодарит его, оставляет свой номер и встает, намереваясь уходить. По пути к дверям она останавливается вполоборота.
–А вы случайно не знакомы с Франком Роозом?
Бергман мотает головой.
–Это муж Мари-Луиз Рооз,– поясняет Санна.– Говорят, она прибегала к помощи кого-то из ваших коллег, когда Франку было видение. Он тогда вел себя как одержимый, ему, кажется, привиделась Дева Мария с хвостом на краю скалы у моря. Кто-то от церкви проводил с ним обряд экзорцизма?
