циркуль, тоже с куском мела на конце. – Нет, погоди, вставай. Начертить же сперва надо. И не смотри так, словно я спер этот циркуль из кабинета геометрии. И вообще, это было давно. Черт, да какая там формула-то?
– Ты меня спрашиваешь? – От волнения Ксюха снова перешла на «ты».
– Нет, я просто… Я не… Сейчас найду…
Все из того же ящика появилась на свет потрепанная тетрадка, и Тимур торопливо зашуршал страницами. Руки его отчетливо дрожали, а нужная формула, судя по всему, никак не хотела находиться.
– Все нормально, не нервничай, – осторожно произнесла Ксюха. – Ты сможешь с этим справиться. Я же не умираю прямо сейчас. Мне даже не больно.
– Совсем не больно?
– Ни капельки.
Кажется, это был неправильный ответ, потому что Тимур закусил губу и выдавил:
– Плохо… А вообще как ты себя чувствуешь? Есть какие-то необычные ощущения?
– Вроде нет. – Ксюха прислушалась к себе, ничего особенного не обнаружила, но честно доложила: – У меня сначала голова кружилась и в ушах звенело. Но это еще там, за гаражами. Я думала, это от того, что… ну… что я в стенку врезалась.
Или от того, что кто-то (возможно, некий очкастый историк!) отключил одной непоседливой девчонке зрение и слух. И однажды за это огребет.
Но не прямо же сейчас отношения выяснять!
– Прости… – покаянно пробормотал некий очкастый историк.
Ксюха решила не уточнять, за что именно он извиняется: за то, о чем она подумала, или за то, что ей даже в голову не приходило.
Одно утешало: подходящую формулу он все же нашел и, вооружившись мелом и циркулем, начал выписывать на полу затейливые вензеля, нисколько не смущаясь, что острый кончик оставляет дырки в линолеуме.
К слову, это были не первые дырки. Возможно, нечто подобное на этом полу проделывали регулярно.
– Ложись, – кивнул Тимур, когда закончил узор, – только постарайся линии не смазать.
Ксюха постаралась, благо рисунок представлял собой не круг, а схематичный силуэт человека. Примерно как обводка вокруг трупа в криминальных сериалах, только украшенная по периметру странными символами. Или как узор на алтаре для жертвоприношений – тоже в сериалах, но мистических.
Обе ассоциации не радовали.
Тимур аккуратно поправил Ксюхины волосы, чтобы все они поместились внутрь рисунка, а потом вытащил маркер (самый обычный, черный) и продолжил рисовать – только уже не на полу, а прямо на теле, вокруг раны.
Было немного щекотно.
И очень страшно.
Глава 13. Мы в ответе за тех, кого…
То, как Тимур два раза чуть не выронил маркер из трясущейся руки, пожалуй, пугало больше того, что он собирался сделать. Тем более что Ксюха понятия не имела, что именно он задумал. Хотелось бы верить, что убрать ту дрянь, которую оставили на память ребята, искавшие Людвига.
Но задавать дурацкие вопросы, лежа на полу в задранной футболке, Ксюха постеснялась. Раньше надо было спрашивать, теперь-то уж чего? Если бы Тимур хотел сделать что-то плохое – давно сделал бы. У него тысячу раз такая возможность была.
Разве что повода раньше не было…
– На всякий случай хочу сказать, что я никому не собираюсь выдавать твою страшную тайну. Так что не надо стирать мне память, выжигать мозг или делать еще что-нибудь противоестественное, – попросила Ксюха, улучив момент.
В начале фразы голос почти не дрожал, но под конец все-таки вырвался из-под контроля и превратился в жалобный писк.
– Ты о том, что я умею колдовать? – обреченно вздохнул Тимур.
– Нет, о том, что ты был эмо. Но и о колдовстве, так уж и быть, тоже промолчу.
– Ксюша…
– Что?
– Тебе не обязательно все время хорохориться. Я понимаю, что тебе сейчас должно быть страшно и непонятно, но это нормально. Не надо прятать эмоции.
– Тебе так хочется, чтобы я сейчас истерику закатила? – Ксюха невольно хихикнула. – Нет уж, предлагаю отложить до той поры, пока ты не закончишь. Кстати, долго еще?
– Не очень. Векторы я задал, точки расставил. Осталось только силу залить, но это не моментальный процесс. Собственно, он уже идет, так что не шевелись, пожалуйста.
– А так хотелось… – вздохнула Ксюха.
И не соврала. Действительно хотелось, потому что, лежа на спине, она могла видеть только потолок и, краем глаза, верхнюю часть стен. Тимур, закончив выписывать вензеля, переместился куда-то за пределы поля зрения и теперь казался бесплотным голосом, вещающим из небытия.
– И постарайся не кричать, здесь стены тонкие, – велел бесплотный голос.
– Я знаю, у нас такие же. А что, будет повод кричать?
– Если все пойдет правильно, то да. Но поражение небольшое, так что должно быть терпимо.
Про вероятность этого «должно быть» Ксюха решила не уточнять. Вместо этого она прикрыла глаза и попыталась хотя бы мысленно подготовиться к новым ощущениям.
Как это будет? Резко или по нарастающей? Едва заметно или в полушаге от болевого шока? Как ушибленный мизинец на ноге? Как месячные? Как падение с велосипеда голыми коленками на асфальт? Как мигрень?
У Ксюхи никогда не было мигрени, а у бабушки иногда случалась. Тогда она закрывала дверь в свою комнату, гасила свет, зашторивала окно и лежала там, в темноте и тишине, пока не отпустит. В такие моменты нельзя было шуметь. И шуршать. И топать. В общем, оставалось только сидеть у себя – неподвижно и желательно не дыша. Потому что уйти из дома тоже было нельзя – вдруг что понадобится.
И так полдня или даже больше.
Пожалуй, это был не тот опыт, который Ксюха хотела бы испытать на себе.
Еще она думала, что боль пойдет от раны (называть ее царапиной теперь не получалось), но сначала почему-то заныло в груди – прямо по центру, в той самой точке, куда порой упиралась косточка лифчика. Не так уж и страшно, скорее – просто неприятно. А потом грудную клетку словно раскаленным штырем пробили. Конец этого штыря c размаху вонзился в позвоночник, из легких вышибло весь воздух, на глаза навернулись слезы.
Все-таки это было как падение с велосипеда. В гору строительного мусора и арматуры. С разгона. Или даже с трамплина.
– Ох… – выдохнула Ксюха, потому что на большее не хватало дыхания.
– Да, я понял. – Голос Тимура был где-то на границе слышимости и сознания. – Все нормально, так и должно быть. Просто дыши.
Дышать получалось с трудом. Воздух застревал в горле и никак не хотел проталкиваться дальше, как будто легкие, ребра и мышцы разом объявили забастовку, отказавшись шевелиться.
А потом воображаемый штырь в груди начал вращаться, наматывая на себя вполне реальные нервы. И только тогда рана под ребрами наконец-то отозвалась тупой болью.
– Поймал, – обрадовался Тимур.
– Ну зашибись теперь.
– Потерпи еще немножко.
И еще немножко.
Потом еще немножко.
Глаза щипало от слез, которые текли и никак не хотели останавливаться. Сначала Ксюху это беспокоило, потом перестало. На эмоции просто не хватало сил.
«Не кричать», – упрямо напомнила она себе и заскулила сквозь сжатые зубы. Боль требовала выхода – хотя бы
