наши изыскания. Детектив не скрывает скепсиса, но разрешает «развлекаться» и дальше. А он будет действовать своими методами. Договариваемся об оплате и способах связи. Вношу аванс и наконец уезжаю.
Попадая домой, первое, что делаю — ищу Яну. Она как маяк для меня. В любое время нужно знать, где находится, что делает. Как себя чувствует. Понимаю, что это слишком. Но уже давно махнул рукой. Просто принял, что эта женщина стала необходимой. И больше не задумываюсь, как буду разруливать все, когда Ромка выйдет на свободу. Знаю, что это неизбежно. Всем будет больно, горько и жестко. В конце-концов, я не планировал такого. Не собирался влюбляться в невесту брата и отбивать ее у него. Но так произошло. И нам придется с этим жить. Кажется, я прошел очередную стадию принятия ситуации.
Яну нахожу в ее комнате. В том же любимом кресле, повернутом к окну. Устраиваюсь напротив, присаживаясь на низкий подоконник и опираясь лопатками о стекло. С улицы слышны голоса матери с сестрой. Возятся там с растениями. Хоть какое-то им отвлечение. Не спешу начинать разговор. От бесед уже устал, хочется расслабиться. Вообще-то, мне много чего хочется. Особенно, глядя на Яну. Она забралась в кресло с ногами. Позволяя мне любоваться круглыми коленками, стройными щиколотками и маленькими босыми ступнями. Пальцы жжет, как хочется прикоснуться к атласной коже. Медленно провести вверх, к бедру. Огладить округлости, обхватить за талию. Дернуть на себя… До моих заполненных похотью мозгов не сразу доходит, что Яна о чем-то спрашивает. Заставляю себя сосредоточиться на ее голосе:
— Так что там с детективом? Ты заключил договор?
Мои мысли сейчас совсем не о детективе. Но собираю их в кучу и делюсь впечатлениями. Отвечаю на возникшие вопросы. Слушаю рассказ Яны о звонке Олегу — последнему Ромкиному приятелю из компании в ресторане. Оказалось, парень уже вернулся в столицу. Следователи с ним пообщались, а дела не позволили задержаться подольше. Поговорить с нами он готов. И сам предложил сделать это после похорон. На них он в любом случае приедет. Адвокат еще раньше сообщил, что тело погибшей девушки обещали отдать родителям примерно через неделю. Тогда и состоятся похороны.
Какая-то часть меня вроде бы принимает участие в разговоре. Зато другая жадно путешествует вниманием по изгибам женского тела. Вспоминает, как оно ощущалось в моих руках, и требует повторить. Немедленно, прямо сейчас. И я не выдерживаю. Отталкиваюсь от подоконника, подхожу ближе и опускаюсь на ковер у кресла, на котором сидит мое наваждение. Смотрю на нее, опять теряя нить разговора. Яна замолкает на полуслове. В глазах появляется настороженность. Грудь под тонкой домашней футболкой вздымается выше, срывая у меня тормоза.
Беру обеими ладонями женскую ступню и очень медленно, осторожно поглаживаю большими пальцами. Яна дергается, пытаясь вырвать конечность. Не позволяю. Надавливаю чуть сильнее. Очерчивая ласково косточки на щиколотке. Тянусь и прижимаюсь к ней губами. Скольжу выше, по гладкой голени. Тело прошибает током жгучего желания. У Яны в глазах уже настоящая паника. А еще там разгорается пламя. Я больше не могу ему сопротивляться. Дергаю девушку на себя, затаскивая на колени. Заставляю обхватить ногами мои бедра.
Яна инстинктивно упирается ладонями мне в плечи. Пытается оттолкнуть. Распластываю руку на ее спине, вжимая в себя до боли желанное тело. Наши лица совсем близко. Рваное у обоих дыхание смешивается. Ее губы рядом с моими, приоткрыты от паники и нехватки кислорода. Я дам ей его. Она будет дышать только мной. А я ею. Впиваюсь в мягкие, сладкие губы. Размыкаю их еще больше, проникая внутрь языком. Сразу глубоко, не давая опомниться. Пожираю ее рот, вылизываю нёбо. И наконец чувствую, как она отвечает, взрываюсь эйфорией!
Дальше помню смутно. Стоны, хрипы, поцелуи-укусы. Разделенная на двоих жажда. Мои руки уже давно под ее футболкой, исследуют желанное тело. Ласкают грудь, созданную точно под мою ладонь. Трогаю, глажу, изучаю. Считываю малейшие реакции. Запоминаю, что ей нравится. Я найду все ее чувствительные точки. Сделаю зависимой от меня. Настолько, насколько сам уже зависим от нее. От ее запаха, вкуса губ и кожи. Шелка волос, которые, как маньяк, пропускаю сквозь пальцы, полностью растрепав ей прическу. Яна царапает ногтями мою шею, тоже зарывается пальцами в волосы. Притягивает мое лицо еще ближе. Стонет прямо в губы, отключая полностью мозги.
— Яночка, Илюша, — спускайтесь вниз ужинать, — голос матери врывается в пропитанное похотью сознание. Не сразу вникаю в слова, но когда осознаю, едва удерживаюсь от рычания. Я дошел до того, что готов присвоить Яну прямо здесь, наплевав на всё остальное. Но девушка в моих руках начинает отчаянно сопротивляться. Мычит, пытаясь разорвать поцелуй. И мне приходится ее отпустить. Она тут же отскакивает в сторону. Закрывает ладонями лицо и глухо стонет:
— Уходи…
Приняв ледяной душ, заваливаюсь в кровать и делаю один звонок. У меня созрел план, как задержать Яну подальше отсюда. От всей этой обстановки, давящей обязательствами и запретами. Нам нужно немного времени побыть только вдвоем. Забыть все остальное. И да, я понимаю, к чему это может привести. Желаю этого всем сердцем. Возможно, мы сгорим в том огне, что разожжет наша обоюдная жажда. Но все это потом. И с последствиями я разберусь. Полностью приму на себя ответственность. Встану между Яной и семьей, защищая ее от любых обвинений. Но больше не могу ждать. Зверь сорвался с поводка. Ему нужна его добыча.
Глава 39 Яна
Это, и правда, наваждение, но когда Илья целует меня, я забываю обо всем. Где-то далеко остаются обязательства, логичные рассуждения, совесть и мораль. Не понимаю, почему так происходит. Может, для каждого из нас есть такой человек? Когда единственно правильными и нужными кажутся его объятия. Когда невозможно сопротивляться. Потому что сильнее всего одно желание — быть с ним одним целым. Прорасти и сплестись душами, телами на всех уровнях. И с каждым разом эта потребность только сильнее. Но когда морок немного отступает, наваливается чувство стыда, отрезвления.
И вот сейчас, расположившись на заднем сиденье машины, устало слежу за пейзажами за окном и размышляю. Специально села подальше от Ильи, заявив, что не выспалась и хочу подремать. И постаралась не обращать внимания на острый мужской взгляд. Я даже на завтрак не стала спускаться. Смотреть в глаза Ромкиной матери выше моих сил. И Наталье Петровне тоже. Они так заботятся обо мне, делая вину
