воспоминаний Эрлиха и Устиновой не следует, что ванная была в пятом номере. Наоборот, Есенин куда-то уходил с мылом и мочалкой, чтобы помыться. Сделать из этих мемуаров вывод, что ванная была в номере, можно только при невнимательном прочтении текста. Так ли уж внимательно читал эти мемуары В. И. Кузнецов, если он пишет: «Всерьез поговорим о ванне. В 5-м, „есенинском“, номере ее не было. Лгут воспоминатели»[359]. Заявление сколь категорическое, столь и несправедливое. Не берусь судить обо всем тексте мемуаров, но в данном случае исследователь возвел на мемуаристов напраслину, поскольку те и не утверждали, что ванна стояла в есенинском номере.
Согласно описи инвентаря в гостинице «Англетер» от 15 марта 1926 года, на втором этаже (бельэтаж) ванны были только в комнатах 1 и 3а[360]. При этом жильцы других комнат бельэтажа могли тоже пользоваться этими ваннами, поскольку, согласно плану бельэтажа гостиницы «Англетер», проход в ванную комнату номера 1 был возможен также из коридора, а в ванную комнату номера 3а — из номера 2, 3 и из коридора. Но, судя по тому, что в инвентаризационной описи, составленной 15 марта 1926 года, вычеркнуты ванны в комнатах 1 и 3а и обе вынесены в отдельный раздел, то вход в эти ванные комнаты из номеров мог быть закрыт и оставлены только входы из коридора. Кроме того, на бельэтаже в помещениях 10с и 12с были общие ванные комнаты. В одну из таких ванных комнат и ходил Есенин.
Предвзятое мнение о том, что все мемуары о пребывании Есенина в «Англетере» сфальсифицированы, фактически привело самого Кузнецова сначала к неправильной интерпретации текста этих мемуаров, а затем к пафосному разоблачению собственной выдумки.
Но это только разминка по сравнению с тем, что проделывает Кузнецов при реконструкции биографий ряда персонажей своих книг.
Вдова бывшего управляющего гостиницей «Англетер» Антонина Львовна Назарова (1903–1995) рассказывала в 1990-е годы журналистам и исследователям, что ее муж (В. М. Назаров) 27 декабря 1925 года перед уходом из гостиницы, т. е. около 9 часов вечера, заходил в один из номеров гостиницы к некоему Петрову. Он видел, что в номере на столе стояло пиво, и Есенин сидел с поникшей хмельной головой[361]. После этого В. М. Назаров ушел домой, но вскоре, около 22–23 часов, по телефону был срочно вызван обратно в гостиницу, где случилось какое-то несчастье. Сама А. Л. Назарова этого Петрова никогда не видела и узнала о его существовании только со слов мужа.
В этом сюжете исследователя интересует, кем был некий Петров, в номере которого Назаров видел Есенина в пьяном или полусонном состоянии. Этот эпизод стал известен только в начале 1990-х годов, как и другой эпизод: уборщица «Англетера» В. В. Васильева (работала в гостинице с 10 августа 1925 года по 12 марта 1926 года)[362] видела вечером 27 декабря, как пьяного, спящего или уже мертвого Есенина заносили в пятый номер[363]. По-видимому, этот Петров был последним, с кем общался и выпивал Есенин перед смертью, и вполне естественен интерес исследователей к выяснению личности этого человека. Первым и на сегодняшний день единственным исследователем, который попытался выяснить, кем был упомянутый Петров, стал В. И. Кузнецов.
К сожалению, нельзя назвать эту попытку удачной. Из всех многочисленных Петровых, проживавших тогда в Ленинграде, он случайным образом выбрал одного, того, о котором смог собрать материал, а именно: Павла Петровича Петрова-Бытова (1895–1960), сотрудника политконтроля ГПУ (1923), политредактора Севзапкино (1924–1925), а затем кинорежиссера. По-видимому, определяющим моментом в выборе именно П. П. Петрова-Бытова стали сведения о его службе в ГПУ в 1923–1924 годах. Но этих сведений явно недостаточно для идентификации его с Петровым из «Англетера». Тем более что в ГПУ было немало сотрудников с фамилией Петров. Например, двое из них: Петров Иван Степанович (1886 г. р., удостоверение № 25707, 1928 г.) и Петров Петр Степанович (1892 г.р., удостоверение № 25712, 1928 г.) проживали по адресу: ул. Дзержинского, д. 5, кв. 3а[364]. Закономерен вопрос: почему именно Петров-Бытов, а не кто-либо из двух последних подходит на роль Петрова из «Англетера»? Кузнецов никак не объясняет свой выбор.
Дальше — больше. Кузнецов ухитрился перепутать двух Петровых: Петрова-Бытова Павла Петровича — режиссера Севзапкино и Петрова Петра Дмитриевича — инспектора ленинградского Гублита. Несовпадение имени и отчества почему-то не смутило исследователя, и он без тени сомнения отождествил этих двух людей только потому, что они оба носили одну и ту же фамилию.
Между тем это два разных человека, что устанавливается при сравнении документов Ленгублита (где служил П. Д. Петров) и Севзапкино (где работал П. П. Петров-Бытов). По документам Севзапкино можно установить время длительных служебных командировок режиссера Петрова-Бытова. А по документам Ленгублита можно установить, что в это время инспектор П. Д. Петров находился на службе и подписывал различные бумаги.
Для характеристики метода работы В. И. Кузнецова приведем одну цитату из его книги: «никакой он не Петров, а… Макаревич (впервые это установили авторы именного указателя к „Дневнику“ (1991) Корнея Чуковского). Интересный фокус! Он заставил нас обратиться к истории революционного движения в городе Черикове и в Горецком уезде Могилевской губернии. Оказывается, сын судебного чиновника Александр Михайлович Макаревич (П. П. Петров) рано ступил на стезю борьбы с царизмом»[365].
В именном указателе, на который ссылается Кузнецов, читаем: «Петров (Макаревич) П. Д., инспектор ленинградского Гублита». В архиве Ленгублита сохранилось его личное дело. Согласно учетной карточке, хранящейся в этом деле, инспектор Ленгублита носил фамилию Макаревич-Петров, родился 22 июня 1899 года, окончил 8 классов ремесленного училища в Петрограде, был студентом, отбывал воинскую повинность с 4 июля по 25 октября 1917 года, служил в Красной армии (1 июня 1918 — 27 октября 1922), с 1918 года работал в органах ЧК-ГПУ и военной цензуре, вступил в РКП(б) (4 марта 1919), но в декабре 1921 года из-за конфликта в контрольной комиссией (отказ представить рекомендации) выбыл из партии, был переведен из политконтроля ПП ГПУ ПВО на должность заместителя заведующего административно-инструкторским подотделом Петроглавлита (1 декабря 1922)[366] и в последующие годы работал там инспектором. Согласно этим данным, П. Д. Макаревич-Петров не имел никакого отношения к Александру Михайловичу Макаревичу из города Черикова и Горецкого уезда Могилевской губернии. Это повторяющийся прием Кузнецова: выдавать однофамильцев за одного и того же человека.
Совершенно непонятно, почему В. И. Кузнецов вдруг решил, что П. П. Петров на самом деле является Александром Михайловичем Макаревичем? Если следовать логике, то им должен был бы оказаться П. Д. Петров, но Кузнецов, как было сказано, совершенно не различает этих людей. Между тем в справочнике «Весь Ленинград на 1928 год» можно найти информацию, что Петр Дмитриевич Петров являлся сотрудником Облита, позднее работал в ОБЛОНО (1929) и Областлите (1930) и проживал на ул. Разъезжей,
