как ты и приказал.
Звук тяжелых шагов доносится с ветром. Они идут к нам, привлеченные звуком ее голоса. Каждый мускул моего тела напрягается. Каллен идет за мной. И даже имея за спиной двадцать восемь союзников, я все равно беспокоюсь.
— Руки за спину, — говорит мне Мара, понизив голос. — Он должен поверить, что ты заключенная, иначе он не освободит моих сыновей.
Я немного расслабляюсь от облегчения. Она сотрудничает с нами. Пока, во всяком случае. Ее вновь обретенная преданность может пошатнуться, если она почувствует, что ее мальчики в опасности, но на данный момент она соглашается с нашим планом. Это больше, чем я смела надеяться.
— Спасибо.
Мара не отвечает, просто жестом предлагает мне сложить руки за спину. Я делаю, как велено, пока Каллен заворачивает за угол. Я даже напрягаю суставы, пытаясь сделать вид, что несуществующие путы причиняют боль. Это не игра. Мои руки сведены и болят от того, что я так долго была связан на одном месте. Дискомфорт на моем лице реальный.
Когда я вижу Каллена, я замечаю, что он одет в местную одежду и обнимает двух мальчиков. Давно я не видела сыновей Мары, но не так давно, чтобы они казались мне другими, и все же это так. Если бы я не знала лучше, я бы сказала, что Каллен был их отцом. У них такие же волосы и классические черты лица, но они кажутся как — то… мягче. У них обоих глаза Эварда и мягкая полнота губ Мары. Они будут красивыми русалами, когда вырастут.
Если они вырастут.
Меня мутит. Вид их стоящих на пляже с блестящими от слез глазами, когда они смотрят на свою мать, заставляет меня задуматься. Тут же я решаю, что никогда не смогу ненавидеть Мару за то, что она сделала, и за тот выбор, который она сделала.
Глаза Каллена жадно впиваются в меня, когда я приближаюсь, и я чувствую на своей коже тяжесть его внимательного взгляда. Это отвратительно, как прудовая пена, когда я всплываю в озере.
— Ева, — чуть ли не мурлычет он. — Ты еще красивее, чем я тебя помню.
— Подавись рыбой — камнем и умри, — выдавливаю я.
Его взгляд темнеет от гнева. Слабый свет мелькает дальше по пляжу, когда мимо проезжает машина. Заросли густые, но не настолько, чтобы блокировать весь свет. Короткая вспышка света позволяет мне увидеть его каменную челюсть и то, как его рука слегка сгибается вокруг плеча Зрайруса.
— Смотри, как ты говоришь со мной, дорогая. Ты заботишься о сыновьях Мары, да? Будет обидно, если кто — то из них пострадает.
Мара скулит. Именно этот мягкий, ломаный звук дает мне силы делать то, что я буду делать дальше. Я даю Каллену то, что он хочет. Мои плечи сгибаются в поражении, и я опускаю голову, будто я слишком устала, чтобы держать ее дольше. Я видела, как другие русалки принимают эту позу, чтобы мужья не причиняли им вреда. Это жест капитуляции.
Я позволяю Каллену думать, что он победил меня, и это самое сложное, что я когда — либо делала.
Каллен удовлетворенно вздыхает и отпускает Зрайруса. Он легонько толкает мальчика, и мальчик падает на песок, непривыкший к сухопутным ногам. Он испуганно смотрит на Каллена.
— А что насчет предателя Майера? — спрашивает Каллен у Мары, не сводя с меня глаз.
— Он в хижине, — лжет Мара, медленно пятясь, подзывая своих мальчиков следовать за ней, что они охотно делают. — Он все еще без сознания, мой король. Думаю, я дала ему слишком много транквилизатора. Он не должен причинять особых хлопот.
Каллен улыбается.
— Ты хорошо поработала, Мара. Возьми своих детишек и иди.
— Спасибо, мой король, — задыхаясь, говорит Мара.
Элдон ковыляет к ней, чуть не опрокинувшись дважды. Она с рыданием обнимает обоих.
— Мне так жаль, — шепчет она, отворачиваясь от меня.
— Нет, не жаль, — отрезаю я, не забывая играть свою роль. — Делай то, что у тебя получается лучше всего, и исчезни.
Улыбка Каллена источает самодовольство. Мне трудно не стереть это выражение с его глупо красивого лица. Его глаза блестят от радости, он доволен тем, что вбил клин между нами.
— Вражда между сестрами — женами. Какое разочарование, — говорит он.
У него улыбка, как у акулы, и я ненавижу его с такой силой, что могу сжечь мясо с его костей. Улыбка, которую я ему дарю, сияющая и фальшивая, но он, кажется, верит ей.
— Я знала, что, в конце концов, она сделает что — то подобное, — небрежно говорю я. — Она всегда ревновала.
Каллен подходит ближе, глядя на мой рот. Мои внутренности корчатся, как взволнованные угри. Я не хочу, чтобы он прикасался ко мне. Тем не менее, я должна позволить ему сделать это. Ради Майера и Мары.
— О, это так?
Я наклоняюсь к нему с заговорщицким шепотом и слегка вздрагиваю, когда он кладет ладонь на мою щеку.
— Это так, — отвечаю я. — Эвард всегда любил меня больше, чем Мару, хотя я не могла дать ему детей. Потом она вышла за тебя, а ты все еще хотел меня. Она согласилась помочь тебе, потому что ненавидит меня… так сильно.
Я говорю ерунду, пытаясь тянуть время. Я вижу, как некоторые из изгнанников приближаются сбоку. В моей груди трепещет паника, потому что я не хочу, чтобы Каллен их заметил. Недолго думая, я приподнимаюсь на носках и прижимаюсь губами к губам Каллена, прежде чем он успевает повернуть голову.
Каллен издает звук, нечто среднее между вздохом шока, смехом и рычанием. Его губы сжимают мои, давя с такой силой, что мои зубы врезаются внутрь губы. Его руки впиваются мне в волосы, дергая так сильно, что слезы наворачиваются на глаза. Его дыхание соленое и прохладное на моих губах, и я ненавижу его. Все, что связано с поцелуем, вызывает у меня тошноту. Тем не менее, это заставляет стражей смотреть на песок. И все это время я держу руки за спиной, чтобы поддерживать иллюзию, что они все еще связаны.
Он притягивает меня ближе и проводит руками по моей груди, сжимая ее. Я поддаюсь ему, просто чтобы провести собственную разведку — в попытке понять, какое оружие он прячет. Глядя на линию его груди, я вижу нож в кожаных ножнах прямо под его грудной клеткой слева. А по красной коралловой ручке я почти уверена, что это мой охотничий нож — свадебный подарок от Эварда.
Каллен не торопится, исследуя меня, прежде чем отступить, покраснев и тяжело дыша. Я в
