хэ-хэ-хэ. Значит, с горы кто-то должен спуститься на помощь".
Индианка поплевала на ладони и подошла к одному мешку, самому первому, одной рукой взялась за горловину, второй за нижний угол, мясистым бычьим ухом глядящим в сторону, крякнула по-мужицки, нагнулась и подцепила мешок правым плечом.
Выпрямившись, ростом сделалась еще ниже, чем была, ноги у нее напряглись, на них вздулись жилы, каменными буграми обозначились мышцы, женщина эта и без того широкая и неуклюжая, как шкаф, стала еще более широкой и неуклюжей, даже какой-то корявой.
С мешком на спине она решительно двинулась к каменному взгорбку.
Проходя мимо вигвама Москалева, приветственно подняла руку. Вежливая женщина. Москалев привстал и махнул ладонью в ответ.
За полтора часа она перетащила в свой вигвам все мешки, на отдых себе не отвела ни минуты, все время находилась в работе… Неужели ракушки лёко, которые она с такой радостью уплетала, дали ей такую колдовскую выносливость?
Когда индианка исчезла, Геннадий прошелся по берегу. Песок был затоптанным, мертвым, ни одного круглого прокола, из которого бы выхлестывал крохотный гейзер, на нем не было.
27
Лодка хотя и была индейская, а по воде шла тяжеловато, словно бы у нее был смещен центр тяжести, и все время стремилась развернуться кормой вперед. Лодкой надо будет заняться специально. Геннадий поставил сеть, обозначил поплавки и вернулся на берег.
Место было тихое, рябое от частых мелких волн, океанские пароходы показываться здесь опасались — можно было килем всадиться в дно и срастись с ним, освободиться тогда от плена будет тяжело, можно вообще остаться тут навсегда, капитаны это знали и обходили гористую, с выразительным профилем и мелким прибоем оконечность острова Чилоэ стороной.
И если уж и появлялись суда крупнее лодки, так это были катера и небольшие яхты, рыбе покой здешний нравился, и она охотно сбивалась тут в тучные стада.
Выбрался Геннадий на берег, оглянулся, как там сеть стоит, не откусил ли какой-нибудь пингвиненок у нее поплавки, но сети не было видно, и поплавков не было видно, всё скрылось в зеленоватой мрачной глубине… Мать честная! Пришлось снова прыгать в лодку — не может быть, чтобы из Антарктиды приплыл толстозадый зубастый кит и уволок его сеть вместе с добычей и поплавками к себе во льды!
Усиленно работая веслами, — физиономией вперед, как в порту Сан-Антонио, — он подплыл к сети.
По пути все пытался привстать, заглянуть вперед — где поплавки?
Сеть была на месте, поплавки тоже находились на месте, они еле-еле светились в тяжелой темной глубине, — за какие-то десять минут в ячею набилось столько рыбы, что сеть практически ушла на дно, либо действительно налицо были проделки шустрого кита, любителя вкусно похарчиться, а потом от всей души посмеяться над нелепыми двуногими тараканами, живущими на земле.
Он глянул в одну сторону, в другую: не видно ли где китовых плавников? Плавников не было видно, как и хвоста, и лап, криво торчащих из-под большого пуза, и по-сумасшедшему горящих глаз; значит, кит к сети, ушедшей на дно, не имеет никакого отношения.
Выбирать сеть из воды было непросто, она оказалось целиком забита рыбой, самой разной, но в основном той, что в здешних местах ценилась: сальмоном, ровало, радиже… Рыба билась в лодке, норовила проломить дно, либо перекусить весло, покалечить рыбака, но рыбак был увертлив, ловок, весла от агрессивной рыбы убирал так же ловко, все свое сохранял при себе, — рыбе ничем не удалось полакомиться.
— Русо! — послышался крик с берега.
Геннадий оглянулся. На берегу стояло человек семь вижучей, впереди всех призывно размахивал руками Луис, кричал горласто, на весь остров:
— Ру-усо!
Москалев понял, что индейцы со своих командных бугров засекли его улов и теперь явились за рыбой.
Это хорошо, что вижучи пришли, это означает, что с ними сложатся добрые отношения.
Выбрав рыбу из сети, он поспешно поплыл к берегу. О том, что вижучи не умеют ловить рыбу, он слышал от Луиса, слышал и другое — рыбу они очень любят и ни один праздник у них без сальмона или ровало не обходится.
Едва лодка ткнулась носом в кромку суши, как Луис ухватился за веревку, привязанную к кольцу, венчавшему нос лодки, вижучи помогли ему, и челн мгновенно вылетел на берег едва ли не до самой середины.
Вижучи разом, всей кучей сунулись в лодку — что там, чего поймал белокожий русо? — переглянулись и громко захлопали в ладони:
— Браво!
Растащили почти всю лодку целиком, остались только четыре мерлусы — рыбу эту вижучи не ели, считали сорной, — два осьминога, не успевшие вытащить свои щупальца из сети и несколько плоских зубастых рыбешек, которых Геннадий видел вообще первый раз в жизни.
Через полчаса у Геннадия в вигваме стояли два кулька с луком и морковкой, полмешка картошки, на табуретке лежал завернутый в газету двухкилограммовый шматок говядины, в лукошке, свитом из прочных пальмовых листьев, желтели своими гладкими боками полтора десятка куриных яиц, а отдельно, в чистом полиэтиленовом пакете, — две пшеничные лепешки, похожие на кавказские лаваши.
Это была плата за рыбу, которую он поймал. Вытряхнув из сети разные травяные ошмотья, Геннадий снова поставил ее. Эффект был тот же самый — вызвал у него не то, чтобы изумление, а нечто большее, это было некое колдовство, хотя во всякие шаманские штучки он перестал верить, еще учась в мореходке, — сеть буквально на его глазах ушла на дно, а может, легла еще ниже — поплавков на этот раз не было видно совсем — скрылись поплавки.
Он втащил улов в лодку, мусорную рыбу отпустил, тех рыбин, которые были поценнее и поцелее, сунул в садок, который соорудил специально для улова, веревку, затягивающую горловину садка, привязал к корме.
Из улова он отложил одного лосося, роскошного красавца килограммов на шесть, грохнул его головой о жесткий борт лодки и, отрезав от тушки пластину красного мяса — этакий "стейк для олигарха", — посыпал его солью, которую щепотью ухватил в распахе полиэтиленового кулька, сунул в рот. Сладко почмокал губами:
— М-м-м!
Неожиданно послышался крик с берега:
— Русо, ты чего делаешь?
— Ем рыбу.
— Сальмона сырым есть нельзя, его надо варить.
Нет, вижучи хоть и мужественный народ, но многого не знают и многого не пробовали. Не пробовали лосося нежного яблочного копчения, не пробовали сальмона слабого посола, не пробовали икру, которую здесь либо выбрасывают кошкам или же превращают в кормовую муку, в лучшем случае едят в вареном виде; не пробовали истекающую янтарным жиром тёжку — словом, много чего не пробовали, а
