Он был совсем похож на молодого человека, и только седина на висках выдавала его солидность. В легонькой серенькой паре и в сдвинутой на затылок соломенной шляпе он походил скорее на писателя или на художника.
Хорошенькая пятнадцатилетняя Март наивно ухаживала за ним, тайно влюбленная в молодого министра. Никто не замечал этого, хотя об ее страсти знали меньшой брат ее Шарль и младшая сестренка Лиз, которой она во всем призналась вчера в саду перед тем, как ложиться спать.
Девочка краснела и улыбалась, и ей бы хотелось услышать, что думает Лигото о фантастическом музыканте, который бродит вокруг старых развалин верстах в пяти от их замка, и играет на скрипке каждый раз, как на море бывает буря и погибают корабли.
— Ревут волны, слышны стоны погибающих, бухает гроза, а он себе ходит и играет.... и все какие-то старинные, старинные мотивы, — говорила Март и поглядывала на министра.
Тот сидел, заложив ногу на ногу, и, обеими руками облокотившись на балюстраду, смотрел вдаль.
Генерал Анрио, в военной тужурке, с седой козлиной бородкой, улыбался.
— Наша Бретань вообще суеверная страна. Прислуга рассказала детям множество легенд, и даже наша гувернантка всему стала верить. Разумеется, когда мы вернемся в Париж, все это выветрится... А вы, доктор, думаете, что многое невероятное вероятно?
— Я в этом убежден, — сказал Карлович. — Я люблю чудесное, — продолжал он. — Иначе я не приехал бы сюда и не поселился бы на скале с своей Милочкой.
— Дорогой доктор, вы сами принадлежите к разряду невероятных людей — извините меня. Вот уже второй месяц, как знаю я вас и не могу вас понять. Изъездить весь земной шар — побывать в Сибири, на Формозе, в Ост-Индии, в южной центральной Африке, в Турции, проводить железные дороги в Малой Азии и поселиться в нашей дикой Бретани не на короткое время, а приобресть оседлость и убить капитал на реставрацию разбойничьего гнезда — воля ваша... как бы вам сказать?... Простите солдатскую грубость! Но вы имеете право считать невероятное вероятным.
Доктор засмеялся. Бледно-синеватая кожа на его висках вся сморщилась, и он произнес:
— Во всяком случае, генерал, я вознагражден сторицей, потому что, живя в моем разбойничьем гнезде, как вы выразились, я за несколько лет имел возможность познакомиться не только с вами, но и со многими высокопоставленными французами, дружбой с которыми в высшей степени дорожу. Должен сказать, что все же я не постоянно пребываю на своей скале. Мои научные занятия требуют, чтобы я бывал то в Лондоне, то в Берлине, то в Петербурге и даже в Константинополе.
— И в Константинополе? — переспросил генерал.
— И в Константинополе, — повторил доктор, и глазки его забегали. — Конечно, кроме научных занятий, у меня есть чисто финансовые дела. Увы, я немножко финансист!.. Должен же я позаботиться о приданом для Милочки!
— Отчего ее давно не видно? — вдруг спросила Март, отчаявшись обратить на себя внимание министра.
— Разве я вам не говорил? Она уехала.
— Куда?
— В Берлин...
— С каким-нибудь важным поручением, не правда ли?
— Вы угадали, крошка. Я прочитал в газетах о том, что берлинский зоологический сад приобрел некоторые редчайшие породы африканских растений, которых нет в моей оранжерее, и я поручил Милочке предложить администрации в обмен на некоторые мои редчайшие растения всеядных росянок уступить мне хотя бы несколько веточек новостей. И так как только одна Милочка может уложить отводки и сохранить их, то я и предоставил ей случай прокатиться в столицу германской империи.
— Фантастический человек! — ласково-любезно сказал геперал Анрио.
— А ведь все будет зависеть от того, какие сведения привезет Лавардьер! — вдруг сказал Лигото, живо повернувшись к хозяину дома, и на всем разбеге мыслей остановился.
Присутствие Карловича — человека, чересчур международного и загадочного, — заставило министра отложить беседу до более благоприятной минуты. Но, очевидно, политическая комбинация, обдуманная им, удовлетворяла его.
В качестве светского человека, он искусно повернул разговор.
— Виноват, — начал он, — если я не ослышался, вы, доктор, упомянули о всеядных растениях? Как я отстал от науки! Есть такие растения?
— Есть растения, которые питаются не только соками из земли и воздухом, но и мелкими насекомыми, муравьями, мушками и паучками, — стал пояснять доктор. — Во время путешествий моих по южной Африке я значительно расширил познания о семействе мухоловок. Я открыл растения, которые похожи на гигантских мухоловок. Принцип тот же. Как только постороннее тело попадает на середину листа, он смыкается, волосы, похожие на крючки и усеивающие края листа, взаимно скрещиваются, из паренхимы, т. е. из мякоти, выступает сок, вроде желудочного, переваривает насекомое и, как я имел возможность наблюдать, даже лягушку, ящерицу и птичку! Я пробовал класть на такой лист цветы, они тоже поглощались и переваривались. Вот почему я назвал эти растения «всеядными».
Доктор протянул руки, сцепил пальцы и потом раскрыл обе ладони.
— Когда растение насытилось, лист раскрывается вот так и выбрасывает остатки.
Он резко засмеялся.
— В высшей степени странный механизм! Чудовищный механизм! Я наблюдал прожорливость необычайную. Некоторые виды пожирают животную пищу без остатка. Они усваивают ее всю целиком — и растут, растут...
— Я читала в одной сказке про деревья, у которых были глаза; и целое государство состояло из деревьев с глазами, с руками и огромными ртами, — вмешалась Март.
— Разве я не сказал, что невероятное бывает вероятным! — скрипучим голосом заметил на это доктор.
Но тут он умолк и в то время, как все заинтересовались и ждали его дальнейших описаний чудесных растений, он быстро встал, со странной юркостью подал руку и простился.
Март побежала его проводить.
II
— Не очень-то люблю я эти международные знаменитости, — сказал после ухода доктора Лигото. — Мне кажется, что он врет, как шарлатан.
— Я не считаю его шарлатаном, — возразил генерал. — Когда Лиз заболела дифтеритом и все признали ее случай смертельным, Карлович один обнадежил меня, сделал инъекцию, и ребенок на другой день был здоров. То, что он знает, он знает великолепно.
— Если бы он не занимался железнодорожными концессиями в Малой Азии и не был бы основателем лопнувшего персидского банка, я ничего не имел бы против него. Но мне известно, между прочим, что он был даже в лагере Сумасшедшего Дервиша, что-то делал при дворе короля абиссинского, и о нем писали
