не теперь.
— Князь, — вдруг слышу я знакомый неприятный голос. — Я так сочувствую вам и всей вашей семье. Не могу даже представить, как бы тяжело было мне сохранять такое самообладание, если бы я оказался на вашем месте.
Оборачиваюсь и вижу его, Салемса, он скалит зубы в своем подобии то ли улыбки, то ли брезгливой гримасы. На этом обрюзгшем самодовольном лице нельзя разглядеть ни одной искренней эмоции. Все лишь одна сплошная маска притворства и злобы, застывшая навсегда еще, кажется, в младенчестве.
Салемс покровительственно кладет мне руку на плечо, отчего молодые князья, его союзники, стоящие чуть поодаль, подобострастно хихикают, демонстрируя огромное удовольствие и восторг от смелости их хозяина.
Что ж, ты решил поиграть со мной в веселую игру? Ну хорошо, посмотрим, кто возьмет верх.
— Уберите руку, Салемс, — еле сдерживая рычание говорю я.
— Не переживайте вы так. У вас еще есть целый месяц. Вашей истинной нверняка удастся за этот месяц совершить чудо. Сделать то, что уже однажды было в нашей истории. Она ведь у вас чудесная, совершенно чудесная девочка. Такая красивая, такая сочная, такая сладкая, словно спелая ягодка. Ей всего-то нужно будет преодолеть путь через всю страну, одной, наверняка она встретит добрых людей, которые приютят ее, обогреют, оценят ее прелести и может быть даже помогут вернуться сюда, к нам, чтобы она могла править нами, как справедливая наместница. Одна шлюха простолюдинка на троне займет место другой. Помнишь, как я трогал ее? Ты не слышал, но она попросила потрогать ее еще, только пониже, клянусь тебе, друг мой, я чувствовал, как ее промежнность увлажнилась. Твоя шлюшка очень страстная,так что она не пропадет там.
Последние слова он уже почти шепчет мне на ухо, и я слышу, как он сладострастно облизывается.
Я знаю, что он провоцирует меня нарочно. Закрываю глаза и вспоминаю слова Лилианы. Она права. Нельзя поддаваться, сейчас я не могу воевать. Сейчас я должен терпеть все, что делает этот ублюдок, терпеть его грязные слова и выходки. Но он ответит за все, что сейчас сказал. Он ответит, он будет умолять, чтобы я лишил его жизни, но он будет жить, и каждый день его оставшейся жизни будет казаться ему тысячей лет боли, безнадежного отчаяния.
Нет, смерти он не получит. Смерти он не достоин.
Я скидываю его морщинистую руку, пальцы которой покрыты седыми, неприятно топорщащимися волосками. Он скалится еще сильнее, увидев мою ярость и вокруг его глаз появляется паутина морщин. Он вне себя от удовольствия.
— Я прослежу, чтобы ее нашли добрые люди и приласкали как следует. А потом принесли мне ее чадо. Не переживай Каэн, я сразу же передам твоего дохлого отпрыска тебе, как только ее найдут.
— Ты стал слишком смелым, старик, ты забыл с кем разговариваешь, и я бы простил тебе это, но я не прощу тебе слов, сказанных о моей истинной, — говорю я, сохраняя внешнюю невозмутимость. Ты ответишь за каждое слово, но будет поздно просить пощады. Ты будешь гнить заживо, я обещаю тебе, будешь гнить и умолять о смерти, но она не придет, никогда.
Внутри меня клокочет безумная ярость, но я улыбаюсь, глядя ему в лицо и вижу, что совсем не такой реакции он ожидал от меня. Он ждал, что я наброшусь на него прямо здесь и положу начало открытому конфликту, в котором он сможет приподнести себя как оскорбленную жертву, чем привлечет на свою сторону еще больше влиятельных сил, которые пока не знают, какую из сторон выбрать. Благодаря Лилиане я сумел сдержаться теперь. И теперь я точно знаю, что нужно делать.
Я должен поговорить с ней немедленно, пока не стало слишком поздно.
Глава 39
Анна
— Мы называем это часом равновесия, хотя чем ближе к зиме, тем меньше он похож на час. Сейчас это лишь семь минут. Смотри.
Иос указывает на солнечные часы на земле.
— Когда эта линия тени пересечет белый камень, час равновесия закончится. Сегодня самый короткий час за весь год, и сегодня мы благодарим пустыню за то, что она дает нам.
Голос Иоса звучит спокойно и размеренно. Он берет в руки белый камень и передвигает его чуть ближе к черной стрелке, созданной тенью, что отбрасывает стрелка часов.
— И сегодня ровно месяц, как ты здесь.
— Правда? — спрашиваю я. — Кажется, я даже не заметила, как он прошел.
— Это был хороший месяц, — говорит Иос, — впервые за много лет я почувствовал себя кому-то по-настоящему нужным. Не то, чтобы я нуждался в этом, но я все же благодарен судьбе за это время.
Я с улыбкой смотрю на него. За прошедшие дния я уже успела немного узнать человека, который меня приютил. Я видела, как он смотрит на меня, видела, как приятно ему находиться в моем обществе, видела, как загораются его глаза всякий раз, когда я обращаюсь к нему, чтобы о чем-нибудь спросить. Я чувствую, что этот отшельник отчаянно нуждается в людях, хоть в ком-нибудь рядом с собой, но он никогда не признается в этом, кажется, даже самому себе.
Дальше мы стоим молча, наблюдая за тем, как стрелка солнечных часов медленно движется по земле, приближаясь к белому камню.
Едва она пересекает камень, я чувствую порыв холодного ветра. Солнце начинает быстро тускнеть, пока не скрывается за горизонтом.
— Пойдем, не будем пугать ящериц, теперь их время для охоты, — говорит Иос, надевая мне на плечи теплую накидку.
— А можно мне посмотреть на них?
— Вряд ли ты что-то разглядишь в темноте. — пожимает плечами Иос, — да и они довольно пугливы и не доверяют людям, надо сказать, совершенно справедливо. Они очень лакомая добыча для охотников, поэтому крайне осторожны.
Я слушаю Иоса вполуха и закрываю глаза, чувствуя, как ночной холод уже начинает подмораживать нос и уши.
Нити тепла, распространяющиеся по всему моему телу, за последние недели стали намного крепче,
