разных его координатах — в разных точках на пути в ад.
— Андрюха, может портвейном шлифанёшь? — спросил Дёма и протянул бутылку с какими-то «чернилами», тускло отливающими синевой в огненных бликах.
Как выяснилось, это был Танькин сосед и бывший одноклассник. В свои двадцать лет он прошёл зону для малолетних преступников, потом откинулся, потом «сгоряча присел на иглу», как он сам выразился, «что было по понятиям совершенно неправильно», и, наконец, плавно погрузился в перманентный запой.
— Так ты говоришь, до восьмого класса с ней учился? — завёл я вновь эту старую шарманку, оставив его «заманчивое» предложение без ответа.
— С Танькой-то?
— Ну а с кем? Меня интересует только она.
— Братан! — с приблатнённой хрипотцой заорал Дёма. — У тебя к Таньке — какой-то нездоровый интерес!
— Что значит нездоровый? — возмутился я, щелкнув недокуренный бычок, улетевший в темноту по изогнутой траектории.
— Ты задаешь много вопросов, — продолжал он, растопыривая пальцы всё шире и шире. — Вон, смотри, у неё окна горят… — Я покосился на её пурпурные занавески, ярко освещённые изнутри. — Пойди лучше и трахни её, чем порожняка гонять!
Вся его пьяная камарилья дружно ударилась в хохот, а у меня зачесались кулаки, но я сдержал себя волевым усилием, чтобы не размотать всю эту компанию среди лавочек; без летального исхода точно не обошлось бы.
— А ты её трахал? — грубо спросил я, вглядываясь в тёмный овал его лица, периодически вспыхивающий при каждой затяжке.
В свои двадцать лет он выглядел довольно потрёпанным, хотя парнишка был симпатичный, — была в нём какая-то изюминка, или гнилая червоточина во всём.
— Не-а-а-а, — ответил лихой пацанчик, манерно вытягивая в пространстве буковку «а», словно подчёркивая этим своё пренебрежение. — Танюха — девчонка хорошая, но не в моём вкусе.
Не могу сказать, что меня порадовал его ответ, а если быть более точным, то меня просто покоробила его самоуверенность и чувство собственного превосходства. Я смотрел на него обалдевшим взглядом и абсолютно не мог понять, откуда берётся у таких ничтожных людей настолько высокая самооценка.
— Я смотрю, бормотуха ударила в башку, — процедил я сквозь зубы, вкладывая в каждое слово предельно уничижительный смысл. — Дёма, мальчик мой, ты хоть понимаешь, кто она и кто ты? Или ты вообще нихуя не отдупляешь?
В этот момент она погасила свет, и меня сразу же потянуло в сон, как будто и в моей голове щёлкнула выключателем. Я буквально поплыл по радужным волнам, широко открывая рот от нехватки кислорода. Что я делаю в обществе этих ублюдков? С кем я просаживаю время? Что это для меня? Экскурсия на самое дно? А может, я просто боюсь признаться, что это моя родная стихия?
Свинцовой тяжестью наваливалось похмелье, и холодный ветерок стелил мурашками по спине. Глядя на тёмные окна, я понимал, что сегодня уже ничего не будет. Электро-магнитная волна мирно улеглась в моей ушной раковине, да и мне было самое время укладываться в постельку.
После моего агрессивного выпада Дёма снисходительно улыбался и разочарованно мотал головой, словно сокрушаясь: «А я-то думал, что мы с тобой подружились и в силу выпитого прониклись взаимным уважением, а ты мне вдруг, ни с того ни с сего, влепил такую пощёчину», — он как будто оставлял мне возможность хорошенько подумать о своём поведении. Его верные псы слегка приподнялись в холке и недовольно заурчали:
— Андрюша-а-а, ты базар-р-р-р фильтруй, — вежливо, но настойчиво попросил Володя, по всей видимости, бывший спортсмен и драчун, поскольку вся морда его была в шрамах и белыми рубцами была покрыта лысая голова, об которую, наверно, разбили не одну бутылку портвейна и переломали целую кучу табуреток.
— А то наскочишь на перо, — упредил тощий носатый парень по кличке Рафа; у него были подвижные резиновые пальцы и страшные цыганские глаза, холодные и пустые, как у всех мокрушников.
— Некрасиво как-то получается… Ты с нами сидишь и в то же время думаешь про нас всякую хуйню, — пропел Дёма весёлым речитативом и сплюнул сквозь зубы в тлеющие угли.
— А тебе-то самому не западло с нами сидеть? — спросил Рафа и многозначительно положил руку в карман; я понял, что у него там — нож.
В голове мелькнуло: «Вот оно — знакомое чувство обочины, плавно переходящей в убийственный кювет», — хотя не было животного страха и колючего холода внутри. В первую секунду что-то ёкнуло в сердце — тут же растворилось в полном безразличии к себе и к этому миру. «Наверно, так будет лучше», — подумал я, поднимаясь с лавочки и последний раз взглянув в её окна. Чёрная громада пятиэтажного дома наваливалась на меня, словно Полифем, во лбу у которого горел мерцающий голубой глаз.
— Скучно мне с вами, — небрежно бросил я, поворачиваясь к ним спиной.
— Куда ты собрался? Стоять! — крикнул Володя, но я даже не посмотрел в его сторону, а продолжал вразвалочку удаляться; за спиной послышалось лёгкое движение, которое Дёма погасил довольно резким окриком:
— Ну что, блядь! — и уже более спокойно: — Парашу давно не нюхали, бакланы?
— Да я ему кишки выпущу! — всё никак не мог успокоиться Рафа. — Хули он тут пальцы гнёт, фраерок убогий!
Я спокойно ему ответил, даже не повернув головы:
— Ага, бодался телёнок с дубом.
— Так оно и есть… натуральный дуб… стоеросовый!
9.
Ночное кафе «Альянс» постепенно заполнялось людьми, по мере того как усиливался дождь. В зыбком прокуренном воздухе колыхались свечи, многократно отражённые в зеркалах и окнах. Тощая неопрятная официантка с лицом опойки и жидкими волосёнками металась вокруг столиков. Какой-то мрачный тип в ковбойской шляпе бренчал на гитаре возле барной стойки. Он сидел на высоком табурете, положив ногу на ногу. Иногда в его аккордах прослеживалось нечто самобытное, а иногда что-то неуловимо знакомое: не то Led Zeppelin, не то Deep Purple, не то Dire Straits. Этого доморощенного Эрика Клэптона никто не слушал, и постепенно его меланхоличный блюз потонул в жизнеутверждающем пьяном гомоне.
«Альянс» выглядел как забегаловка будущего — этакий футуристический шалман. Он был построен преимущественно из стекла и металлического профиля. В самом центре города, на проспекте Ленина, появился светящийся «аквариум», наполненный сигаретным дымом и пьяными «рыбками», — проходящие мимо граждане могли наблюдать этот
