– Прелестно! Прелестно!
– Малеже, – громко спросил фон Арнхайм, – вы меня слышите?
Тот озадаченно повернул голову.
– Прелестно! – снова повторил он и удовлетворенно кивнул.
В душном воздухе комнаты я уловил чуть слышный запах, мертвенный, незабываемый запах, который ощутил однажды при посещении одного из госпиталей Нью-Йорка. Я вдруг понял, что Салли Рейн, обняв меня за шею и уткнувшись носом в мое плечо, беззвучно рыдает.
– Уведите его! О господи, уведите его…
– Фон Арнхайм, – спросил я, – он…
– Да, – коротко бросил немец. – Это рак. Он никогда не окажется в тюрьме, его даже не поместят в приют. Слишком поздно.
Малеже снова резко тряхнул головой и посмотрел на всех с довольным видом.
– Боже мой! И вы посадили его за один стол с нами? – воскликнула Изабель Д'Онэ.
Сейчас она стояла за креслом Банколена. К ней подошел Данстен и нежно обнял за талию. В его глазах читалась искренняя жалость.
– Оставьте его в покое! – вдруг прорычала герцогиня. Ее большой рот исказился от гнева, а глаза за стеклами очков свирепо метали молнии. – Он будет сидеть за столом, если я желаю! Гофман, принесите вина! Самого лучшего! Несите!
– У него рак желудка, мисс Элисон, – любезно пояснил фон Арнхайм. – И вам нечего бояться, мадам Д'Онэ! Это не заразно. Мы скоро его уведем…
– Интересно! – произнес Левассер.
– Теперь вы увидели, – продолжал фон Арнхайм, – что его энергия жила до тех пор, пока он выполнял свою роль. Вы, может быть, не знали о пьесе, которую хотел поставить Элисон, сыграв в ней роль предводителя христиан, сожженного императором Нероном. Но Малеже знал и жил для того, чтобы помочь Майрону исполнить свое желание…
При слове «Нерон» взгляд Малеже, похоже, на мгновение стал более осмысленным. Из его беззубого рта вырвалось что-то вроде крика. Он напоминал человека, попавшего в ловушку.
– Малеже! – сказал он.
Затуманенным взглядом свергнутый кумир медленно окинул комнату. В его мозгу, казалось, происходил какой-то беззвучный разговор. Одной трясущейся рукой он ударял себя в грудь, а прерывистые покачивания превратились в понимающие кивки. Он попытался расправить плечи…
Прежде чем кто-либо смог его остановить, он выкинул вперед длинную лапу и выхватил у Данстена бокал бургундского. Он вылил красное вино мимо рта на воротник, но немного все же выпил. Теперь он ковылял на негнущихся ногах, пытаясь выпрямить скрюченную фигуру во весь гигантский рост. Взгляд его оставался пристальным, но лицо, казалось, смягчилось и стало даже смешным. Целлулоидный воротник болтался вокруг его шеи. Он вращал рукой, глядя в какие-то невидимые пространства.
И вдруг он увидел. Герцогиня положила свою сумочку на стол возле тарелки. Она была открыта, и в ней виднелась колода карт, которую женщина всегда носила с собой в надежде сыграть с кем-нибудь в покер…
– Что он делает? – истерическим тоном спросила Салли Рейн. – Остановите его!
Ценой невероятных усилий Малеже прошел вдоль стола, уставив затуманенный взгляд в одну точку и дрожащей рукой сжимая бокал, и вытряхнул из сумочки карты.
– Малеже! – заорал фон Арнхайм.
Из уст Малеже раздалось что-то нечленораздельное. Он повернулся, резко дернув рукой. Карты легли в его пальцах веером, и неясный взгляд торжествующе засиял. Но только на мгновение. Он затряс плечами, замотал головой, и карты, выпав из его уже неловких пальцев, дождем рассыпались по столу…
Он долго, непонимающе смотрел на них. Затем из его груди вырвались какие-то булькающие звуки, похожие на рыдания, и из глаз скатились две больших, нелепых слезы, словно унося жизнь из его тела. Сначала он стоял, трясясь, потом медленно осел в кресло Д'Онэ.
Глава 18. Смех фон Арнхайма
– Вынуждена отдать вам должное, Стеклянный Глаз, – произнесла герцогиня. – Вы оказались правы. А я почему-то ставила на другого…
Герцогиня, фон Арнхайм и я сидели в комнате со стеклянным потолком. Где были остальные, я не знал, но ждал, что Галливан с Банколеном вот-вот появятся здесь. Слишком жива была в памяти сцена в столовой, когда Малеже усадили за стол. Было уже очень поздно. Часы пробили два. От некоторых свечей остались только булькающие массы воска, и мы их задули. Теперь только одна из них проливала на нас мерцающий желтый свет. Через стеклянную крышу светили звезды.
Фон Арнхайм откинулся на разноцветные подушки дивана, наблюдая за голубыми бликами на черных колоннах. Под рукой у него стоял бокал бренди. Он был умиротворен, имел почти виноватый вид и с удовольствием курил сигарету. Герцогиня рассеянно тасовала колоду карт.
– Не знаю, – произнес фон Арнхайм, – какая версия была у моего друга Банколена. Но боюсь, ему не хватило воображения! Он с самого начала отвергал предположение, что Малеже жив. Боюсь, он хотел направить меня по ложному пути.
Фон Арнхайм насмешливо выпустил кольцо дыма и продолжил:
– Но как бы то ни было, он спортсмен. Он тепло поздравил меня. Разумеется, сделать выводы было не так уж трудно. Отправным пунктом стал таинственный человек, которого видели с факелом на зубчатой стене. Ясно, что он не мог после убийства незаметно сбежать из замка, куда уже поднимались двое слуг. Следовательно, вывод о том, что он не покидал замка, не так уж притянут за уши…
Он пожал плечами:
– Даже узнав о секретном ходе, я не изменил своего мнения. Кто вероятнее всего знал об этом ходе, как не Малеже, которому был известен в замке каждый потайной уголок, каждая трещинка? Напротив, я получил еще одно недостающее звено. Я понял, как пистолет незаметно положили в карман пальто, что висело в шкафу Майрона. Кстати, вы помните, однажды мы слышали чьи-то шаги в комнате Элисона, но, когда вошли, никого там не застали? Разумеется, это был Малеже. Сразу после того случая я переправился через реку, чтобы найти другой вход. С помощью нескольких полицейских я без труда обнаружил его. Он находится под искусно скрытой каменной плитой на склоне холма. Лестница спускается к каменному сводчатому тоннелю, проходящему под рекой. В этом месте Рейн не очень глубок… но как умели работать каменщики в пятнадцатом веке! Тогда строили на века. Пол тоннеля был покрыт илом и грязью. Почти у подножия лестницы я нашел Малеже, лежащего без сознания. С ним было все кончено. Он не мог произнести двух членораздельных слов; полицейский врач утверждает, что знаменитый фокусник не проживет до конца недели.
– Что ж, – мрачно произнесла герцогиня, – пока он жив, о нем будут заботиться самым тщательным образом. Этот мой братец… – Сцепив руки, она посмотрела на карты, плотно сжала губы и тряхнула головой, чтобы отогнать сентиментальность. – Минутку! Вы добрались до конца тоннеля на нашем берегу и поняли, что мы проглядели его во время наших дневных поисков?
– К сожалению, у меня не было времени анализировать. Мне нужно было во что бы то ни стало расспросить Малеже. Разумеется, бесполезно. Но… – Он заколебался.
