– Твою мать, – ругается Шатохин. – Прям девушка? Все такие серьезные, аж тошно. В двадцать лет решили свернуться в круг. Пиздец.
Наверное, он имеет в виду Бойку. Его, кстати, с Кариной не видно. Вари тоже нет. Как я поняла со слов Артема, она по таким местам не тусуется. Наверное, она скромная девушка. Я пару раз ненароком видела их с Чарушиным переписку – он при мне писал. Придраться там, и правда, не к чему.
– Заткнись и подвинься, – толкает Артем друга.
Садится сам, а потом притягивает под бок меня. На мгновение задыхаюсь – все смотрят. Потом вспоминаю, что узнать меня нереально и снова расслабляюсь.
– Что пьете?
Фильфиневич указывает на стоящую посреди стола бутылку с темно-янтарной жидкостью.
– Бухаем, – сообщает так спокойно, будто это нормально.
Хотя для них, конечно же, нормально. С беспокойством смотрю на Чарушина. Не хочу, чтобы он пил, но не знаю, как сказать.
– Я сегодня – пас. За рулем, – объявляет он уверенно.
Все так же спокойно это принимают. А я довольно улыбаюсь.
Артем заказывает себе безалкогольное пиво, а мне какой-то сладкий коктейль.
– Нравится? – спрашивает, едва я глотаю и отрываюсь от яркой закрученной трубочки.
– Да, спасибо. Очень вкусно.
Улыбаюсь ему, а он – мне. Чувствую, как находит мою ладонь. Сплетая пальцы, сжимаем с особой интимностью. Знаю, что Артем хочет поцеловать меня – поглядывает на губы. В груди, словно салют взлетает, и мне вдруг хочется смеяться. Сдерживаться не пытаюсь. Звонко выплескиваю эти эмоции.
Чарушин вскидывает брови, распахивает улыбающийся рот и замирает. Такой откровенный восторг выдает, что даже забавно. И это заставляет меня еще заливистее хихикать.
Наконец, он тоже смеется. Обнимая меня, привлекает к себе и прижимается лицом.
– Я тебя обожаю, – признается, как всегда, свободно и искренне.
Еще несколько минут поглощенные друг другом сидим, пока Фильфиневич не суется к Чарушину с какими-то вопросами по машинам. Я в них ничего не понимаю, поэтому не пытаюсь улавливать информацию. Потягиваю коктейль и наблюдаю за людьми. Честно признаться, ничего подобного даже в телевизоре не видела, что, конечно же, не удивительно, учитывая то, какие программы и фильмы разрешают нам с сестрами смотреть.
Парни и девушки моего возраста ведут себя раскрепощенно. Танцуют, смеются, эмоционально разговаривают, обнимаются и целуются. Несмотря на все установки, ничего ужасного я в этом не вижу.
– Лиза, – как будто нараспев зовет Шатохин, и мне приходится перевести на него взгляд. Он мне в лицо не смотрит. Изучает грудь, гад. Едва сдерживаюсь, чтобы не повести себя, как дикарка, и не прикрыться руками. На мгновение подаюсь слабости и молюсь о том, чтобы просто провалиться сквозь землю. Но это ведь не выход… – А ты, где учишься, малыш? У нас или в большом городе?
– В большом, – отвечает за меня Чарушин.
Я лишь киваю, подтверждая эту ложь.
– Понятно тогда, почему я не могу узнать тебя. Крутой костюм, кстати. Соточка.
На это я не знаю, как реагировать. Артем отзывается хохотом, только поэтому улыбаюсь.
– Тоха, сказал, отвали. Не хрен к ней клеится, придурок.
– А я че клеился? – строит оскорбленный вид. – Прям ничего сказать нельзя. Задрали.
– Лучше молчи, ага, – говорит Чарушин. – Ты без слюней не умеешь, – снова смеется.
– Да пошел ты, – беззлобно отбивает Шатохин и сам ржет. – Пойду себе найду какую-нибудь покорную цыпу, – бубнит, прежде чем подняться. – Буду ее всю ночь вертеть и жарить.
Я невольно вспоминаю те глупости, что они выдавали о девчонках на вечеринке у Фильфиневича, и невольно краснею. Хорошо, что за маской не видно. Другие ведь реагируют спокойно.
– Не обращай внимания, – как будто извиняется за друга Артем. – Блядство – цель Тохиной жизни.
Мне жутко неловко, ведь тот еще не ушел. Тянется за сигаретой. Невозмутимо вскидывая бровь, подкуривает.
– Мистер Член, бля, – подключается к нападкам Георгиев.
Какой ужас!
Впрочем, Шатохин и на это не обижается.
– Мистер Большой Член, – важно поправляет он. – Смотрите внимательно и, мать вашу, завидуйте, как самочки слетаются на меня, словно на мед.
Я загораюсь. Остальные разражаются хохотом.
– Не давай облизывать, – выкрикивает Фильфиневич. – Мед имеет свойство заканчиваться.
Боже…
– У меня безлимитный запас, – выдает с ухмылкой Тоха и, наконец, уходит.
Я вздыхаю и понимаю, что не могу поднять взгляд. Не в силах даже на Артема смотреть. Слишком сильный дискомфорт испытываю. Меня будто в очень тесную парилку запихнули и до предела накалили это крохотное помещение.
– Извини, – выдыхает мне на ухо Чарушин. – Тебе придется привыкать к подобным разговорам. Они козлы, знаю. Да и я тоже. Увы, такова современная реальность. Тебе стремно только потому, что до этого не сталкивалась. Прости, что вынуждаю прозревать. Это неизбежно. Ты ведь не планируешь всю жизнь дома просидеть?
Все это тихо говорит. Уверена, что другие не слышат. Да и не обращают они сейчас на нас внимание – я все-таки решаюсь проверить. Заняты чем-то своим. Поднимаю взгляд к лицу Артема. В очередной раз радуюсь, что маска скрывает все свидетельства моего смущения. Надоело выглядеть в глазах Чарушина дикаркой. Я же понимаю, что это ему рано или поздно надоест. Он прав: нужно как-то привыкать и раскрепощаться.
– Конечно, не планирую.
«Только если ты в этом доме будешь со мной», – хочется добавить.
Висит на языке. Вертится. Зудит. Но я все же не решаюсь.
– Знаешь, в чем еще один плюс этой вылазки? – возбуждает мое любопытство этим вопросом. Заглядывая в глаза, с нетерпением жду последующего пояснения. – Сегодня все поймут, что я занят.
И эта информация делает меня очень счастливой. Я даже смеюсь, прежде чем пошутить:
– Не придется отбиваться от фанаток?
Может, это и ерунда, но мне нравятся и игривые интонации, которые удается выдать, и сам вопрос.
– Типа того, – со смехом отзывается Чарушин. – Пойдем, потанцуем. Хочу тебя перед всеми засветить.
– Что? – испуганно выдыхаю я, в то время, как Артем уже выпихивает меня из-за стола. Обнимая со спины, как он любит, заставляет двигаться вместе с ним в заданном им же направлении. – Господи… Я не умею…
– Я тебя научу, – шепчет с каким-то двойным смыслом.
Мое тело реагирует раньше, чем сознание – разлетаются мурашки, ускоряется сердцебиение, сбивается дыхание.
Боже мой…
– Я тебя всему научу, Лиза.
