побеждённых, что ещё не оправились от падения на песок манежа. Те переглянулись, но взяли оружие, напали вновь. На глазах герцогини, её сына и советницы сир Орто в два удара раскидал «упырей» так, что их «когти» разлетелись во все стороны.
— Всё ли в порядке в вашем доме, сир Орто? — без иронии спросила она.
— В полном, ваша светлость.
— Вы не удостоите меня поклона?
Он нехотя поклонился, но так, словно у него сводило мышцы. Нарнетт чувствовала, видела, что он силён, как медведь. И часовая тренировка не могла навредить его крепкому организму.
— Подойдите поближе. Не хочу, чтобы ваши люди слышали нас. Моему сыну и моей советнице я доверяю, надеюсь, доверяете и вы.
Она взглянула на сына, он раскрыл рот от удивления. Сир Орто был одним из его любимчиков, как напомнила шёпотом Рила. Мальчику всегда нравились подобные бронированные скалы, что могли сокрушить любой океан врагов, распластав их о свои крутые склоны.
Они встретились взглядами. Нара попыталась провернуть тот трюк. Но ничего не сработало. Он словно понял её, гневно фыркнул и сказал:
— Фокусы, госпожа, не всегда работают.
— Если бы не ваша своевольность в первый наш поход, то я бы взяла вас во второй поход. И под прикрытием вашего могучего клинка могло уцелеть больше людей.
— Или бы я, что не пользуется вашей милостью, остался бы там, — рыцарь протянул руку через забор, пожал Коленетту.
Мальчик буквально повис на руке рыцаря, не веря своему счастью и не слыша разговора.
— Вы все для меня — одна большая семья, — сквозь зубы процедила она. — Если бы я имела на вас какие-то виды, вас бы здесь уже не было. Чего вы добиваетесь?
— Ваша светлость, мне отойти с Коленеттом? — спросила Рилароя.
— Стой, Рила. Нужна свидетельница. Сир Орто, мне приходится наблюдать за вами последние недели. Ведёте вы себя не по-рыцарски. Пьянствуете, дебоширите, насилуете тавернщиц, — на этих словах Рила прикрыла уши сыну, тот продолжал жать латную перчатку медведю. — Но главное, ведёте тёмные дела с какими-то людьми. Я поймала только одного. Не раскололся даже под пытками. Мы можем быть откровенны сейчас?
Нарнетт оглянулась, кивнула. В манеж высыпали гвардейцы. Орто не повёл усом, продолжая пристально вглядываться в глаза герцогини. Его слуги щекотливо хохотали в стороне, довольные тем, как отчитывают их хозяина.
— Матушка, отпусти его. Ему нужно заниматься.
— Его светлость, госпожа, — начал рыцарь, — выбрал пятерых, что должны следить за вами и наставлять вас на правильный путь. Каждый из нас делает это по-своему. Из всех пятерых не справился только я. Виной тому — ваши скрытые способности. Если бы я знал, что в вас спит чародейское естество, непременно бы отказался от своей доли.
Нарнетт взмахнула рукой, гвардейцы прекратили приближаться. Порлехт демонстративно опёрся об один из заборчиков и начал подгонять нерасторопных оруженосцев.
— Вашей ролью было… — проговорила Нара. — Что, за что вы отвечали?
— Я должен был быть тем маленьким дьяволёнком, что в трудные моменты появлялся бы на вашем плече и отговаривал вас от поспешных решений.
— Значит, должен быть ангелочек?
— Ангелочка нет, — серьёзно отвечал рыцарь с зайцом, оседлавшим улитку на тунике.
Замолчали. Нарнетт пыталась переварить сказанное. Орто догадался, что мальчик просто так не отвяжется, снял шлем, дал ему потрогать резной орнамент и плюмаж.
— Кто остальные четверо, сир? — спросила герцогиня.
— Мы дали обет. В крайнем случае, можем сказать о самих себе. О других говорить не имеем права. Хотя знаем всё равно не всех, каждый знает только двоих других.
— Значит, тайные агенты отца?
— Верные слуги его, госпожа, — рыцарь освободил латную перчатку из цепких лапок мальчика, погладил его по голове.
— А мне насколько вы верны, все пятеро?
Он молча надел шлем и закинул руки за спину, Коленетт потянул его за пояс, требуя ещё раз пожать руку, но Орто не поддавался.
— Мне повторить вопрос?
— Мы верны всей вашей семье, ваша светлость. Вашим отцу, матери, вам, юному герцогу, — он вновь пожал руку ребёнку. — И даже вашему мужу, пусть в нём нет благородной крови. И верность эта, что граничит с любовью, вынуждает идти нас на необходимые меры. Только такие люди, беспристрастные, посторонние, но помазанные волею Всеотца и вашей милостью, способны ограждать ваш путь, делать дорогу более безопасной. Даже ценой своих жизней. К сожалению, когда рыцарь не справляется, иногда он встаёт на путь слабых, путь алкоголя и распутства. Прошу простить за это.
Нарнетт молчала, искоса взглянула на Рилу, её тронули слова медведя.
— И если цена жизни рыцаря, оруженосца, гвардейца, чародея или генерала, командующего войсками герцогства, обеспечивает безопасность вашей семьи, то мы продолжим выполнять свой долг независимо от вашего к нам отношения. Застенки, смертная казнь, изгнание? Ваша воля. Но будут другие. Другие, что будут исполнять свой долг иными методами. Возможно, более молодые, проворные.
— Мне жаль, что я не взяла вас с собой три месяца назад, — Нарнетт тяжко выдохнула. — Вы тот дьяволёнок, что смог бы отговорить меня. Применяя правильные слова, уверена, даже моя сверхспособность бы не смогла справиться с вашей сверхспособностью. С кристальнейшим благородством. Доброго дня, сир Орто. Простите мои необоснованные претензии.
Он поклонился, в очередной раз пожал руку мальчику и отправился к оруженосцам, что пока упражнялись парой.
— Нарнетт, вы ему верите? — спросила Рила, приобняв Коленетта.
— Я ему верю! — спохватился он.
— Тише, дорогой, — матушка погладила сына по голове. — Я не верю даже самой себе. Что можно говорить о придворных?
— Наш двор, моя госпожа, — не чета королевскому двору или дворам наших соседей. Распри и интриги у нас весьма местечковые относительно других дворянских, если позволите, собраний. Они готовы травить друг друга, жениться на близкой крови…
— …это не такой уж грех, — вклинилась Нара, взяв сына под руку и двинувшись в дальний конец манежа. — Хотя церковь и выбила несколько столетий назад закон о запрете близкородственных отношений, но…
— …или вообще продать страну нашим верным союзникам, верность которых измеряется количеством сокращённых пошлин, — продолжала советница, идя следом и не слыша замечания. — При этом всегда эти люди будут чувствовать себя с одной стороны правыми, с другой — ущёмлёнными. У них свои интересы, что куда выше наших, местечковых. И своя правота, подкрепляемая жестокосердием. Потому они никогда не будут верить друг другу.
— Ты намекаешь на то, — бросила герцогиня за спину, пока гвардейцы вокруг покидали манеж, — что моё неверие может быть источником всех проблем? Возможно, наших проблем?
— Не могу рассуждать о подобном, — заверила советница-канцлер. — Но неверие — не для нас, не для герцогства Сальвиар. Мы немного отличаемся от остальных одиннадцати герцогств и Предместий столицы.
