но уже более ровным тоном:
— Мне казалось, у нас было условлено, что с такими вопросами вы обращаетесь к компетентным людям, ответственным за разрешение подобных недоразумений. Давайте впредь договоримся: никакого рукоприкладства — мы, по возможности, должны воздействовать политическими методами. Так, Михаил Иванович?
Поникший Михаил обреченно кивнул:
— Спасибо вам, Мария Сергеевна. В самом деле — если бы не вы, плохо это могло бы закончиться…
— Надеюсь, вы хорошо все поняли. Спокойной ночи, Михаил Иванович, — ступайте, успокойте свою супругу! Выздоравливайте.
Проводив Кляпина, Мария Сергеевна, стиснув зубы и едва сдерживаясь, приблизилась к мужу:
— Ай, спасибо, товарищ…. Да ты хоть знаешь, во сколько нам инцидент этот обошелся, — я уже не о политическом уроне, а о фактической — денежной цене?
Алексей ухмыльнулся разбитыми губами:
— Рад, что для тебя я все-таки стою дороже.
Мария Сергеевна с тревожным сожалением вгляделась в лицо мужа, покрытое кровоподтеками, и, смягчаясь, бережно прикоснулась к рассеченной скуле под заплывшим глазом:
— Ну и как с таким чудовищем после этого разговаривать… Больно здесь? Пойдем, друг незабвенный, я тебе холодный компресс приложу. Опять на рожон лезешь — не пора ли взрослеть, Алексей?
Посмеиваясь, он сомкнул руки у нее на талии:
— Да ведь ты меня за это и любишь, жена?
— Ты хоть понимаешь, что за вздор несешь, — это, стало быть, я поощряю тебя заниматься мордобоем? Я решительно призываю тебя пересмотреть ошибочные взгляды. Погоди целоваться, сумасшедший, здесь тоже надо кровь смыть…
Глава 11
На следующий день, рассудив, что Алексей не сделал должных выводов из давешней истории, Мария Сергеевна настойчиво возобновила разговор о неблагоприятной роли самоуправства в политике. Алексей поначалу отшучивался, но бывший комиссар воспринимала его зубоскальство как свидетельство легкомысленного отношения к происшедшему и продолжала развивать больную тему. В конце концов, апеллируя к важности обсуждаемого вопроса, она договорилась до того, что призвала мужа впредь обсуждать все планируемые действия с ней.
— Ах, вот как — я теперь, оказывается, во всем подотчетен? — вспылил Алексей, которому в последнее время частенько досаждала руководящая роль жены.
— Ну раз ты последствия наперед не предвидишь, то мог бы сперва посоветоваться, прежде чем предпринимать свои… авантюры, — тоже теряя терпение, резковато заметила Мария Сергеевна.
— Еще что изволите?
— Алексей, не выводи меня из равновесия…
Тут Алексея окликнули — сосед Никитич с ружьем за плечом и два его товарища, став невольными свидетелями домашней ссоры, нерешительно мялись у него за спиной, переглядываясь между собой и долго не решаясь ни позвать, ни удалиться.
— Алексей, мы тут на утей собрались… может, с нами? — Никитич тревожно глянул на строгое, рассерженное лицо Марии Сергеевны. — На Кривом озере их нынче развелось! Будет дело, как думаешь?
Алексей сделал упреждающий знак — погоди, мол, — и, с показным смирением повернувшись к жене, обратился к ней наисладчайшим, вкрадчивым голосом:
— Дорогая… Тут вот товарищи вопрошают, что я думаю насчет охотничьего похода. Могу я узнать у тебя мое мнение по данному вопросу?
Мария Сергеевна с невозмутимой степенностью качнула головой:
— Извольте ехать, муженек.
— Премного благодарствуем, нижайше благодарим, — ответствовал Алексей под вспыхнувший смех товарищей.
Затем, чуть подумав, склонился всем корпусом в учтивом полупоклоне и приложился к ручке Марьи Сергеевны, опиравшейся на калитку; Никитич корчился от смеха, отирая выступившие слезы:
— Ой, не могу… Алексей, прекрати комедь, греховодник!
Мария Сергеевна уже откровенно смеялась, сверкая белыми зубами:
— Ничего, ничего… Упражняемся в смирении!
Алексей, потянувшись к забору за уздечкой, переменил тон и проговорил с притворной угрозой:
— Гляди, пани Ярузинская… Как бы я сам тебя тренировать не начал!
Мария Сергеевна ласково и вместе с тем насмешливо глянула в раздосадованное лицо мужа:
— Ну как же: «И в гневе я — страшен…» Уже содрогаюсь. Знаю я твои походы, Алексей. Дичь в лесу не забудьте, как в прошлый раз. Добытчики аховые! — И, продолжая поддевать мужа, с самым серьезным видом повернулась к Никитичу: — Ты здесь самый старший будешь, Никитич, самый разумный из всех — ты уж приглядывай за ним…
— Не сумлевайтесь, Сергеевна, — доставлю взад в целости и сохранности!
Алексей досадливо крякнул — опять последнее слово за ней осталось — и направился в сени за сапогами.
* * *
Зная, что Алексей порою молится допоздна, Мария Сергеевна старалась ему не мешать, но сегодня, поднеся циферблат к пятну лунного света, вяло сочившемуся из окна, она встревоженно поднялась, тихонько прошла в столовую — и застала растянувшегося на топчане одетого Алексея. Тот увлеченно перелистывал пухлый потрепанный томик, забыв о времени и напрягая зрение при тусклой керосинке: казалось, от лунного отблеска в окне и то было больше проку.
— Алексей, я уже начала беспокоиться. Можно поинтересоваться, чем именно ты так увлечен?
Тот быстро убрал книгу: он не любил, когда его уличали в самообразовании. Мария успела заметить, что это, кажется, был роман «Преступление и наказание» Достоевского, и чуть усмехнулась поспешности супруга.
— И что ж тебе, душа моя, не спится? — поинтересовался он.
— Разве можно жене полноценно уснуть в отсутствие мужа? — в том же шутливом тоне ответила Мария Сергеевна.
Алексей рывком поднялся, обнял ее и пробормотал, окуная лицо в ее волосы:
— И как бы ты была женой моряка, когда б я в море уходил, — представить не могу…
— Да ну? И я не могу, даже думать не смей об отлучках!
Засмеявшись, Алексей внезапно подхватил ее на руки и заметил, перешагивая порог спальни, отгороженной от остальных помещений:
— Да уж куда я от вас, короеды? От вас не убежишь…
— Тише, труба иерихонская, детей разбудишь… — И добавила, насмешливо взъерошивая ему кудри и обхватывая за шею: — Это еще вопрос, кому из нас впору бежать. Маму не разбуди, шальной… Алеша, погоди, Любочку переложу в колыбель… я тоже тебя люблю… родной…
Глава 12
Капитолина активно включилась в кипучую жизнь русского Белграда, но самым главным для нее оставалась учеба: девушка прекрасно отдавала себе отчет, что за этой предоставленной ей возможностью стоят труд и привязанность к ней Беринга.
Квартировала она в общежитии для студенток при русской Свято-Троицкой церкви. Однажды, вернувшись из университетской библиотеки, Лина обнаружила в своей комнате Виктора Лаврентьевича — старушка вахтерша впустила его, поскольку ранее встречала вместе с ней и принимала за родственника девушки. Он сидел в единственном кресле и читал, поджидая ее. Капитолина, войдя, потупилась. Виктор Лаврентьевич, кажется, тоже смутился и принялся извиняться за вторжение:
— Знаете ли, я завтра уезжаю во Францию. Вот, зашел попрощаться…
Капитолина взмахнула задрожавшими ресницами:
— Как же так — во Францию… и уже
