я должен перед вами извиниться. Перед обедом я было подумал, что у вас бред. Ей-ей, так и подумал, когда вы сказали, что едете в Демерару искать там град. Да и как не подумать: что это, если не бред. Но потом эконом — я за его столом сижу, самая веселая компания всегда за столом эконома, это проверено, и обслуживают там лучше всего, — так вот, эконом рассказал мне о вас. Вы ведь исследователь, верно?
— Да вроде так, — сказал Тони.
До него как-то не сразу дошло, что он исследователь. Исследователем он стал всего две недели назад. Даже два огромных ящика в трюме, помеченные его именем, с ярлыками «Востребовать по прибытии», с такими новыми и непривычными предметами, как аптечка, автоматический дробовик, оборудование для лагеря, вьючные седла, кинокамера, динамит, дезинфицирующие средства, разборное каноэ, фильтры, консервированное масло и самое диковинное из всего — набор всевозможных товаров, который доктор Мессинджер именовал «обменным фондом», — никак не убеждали его в серьезности экспедиции. Всем распоряжался доктор Мессинджер. Он сам выбирал музыкальные шкатулки, заводных мышей, зеркальца, гребенки, духи, пилюли, рыболовные крючки, топоры, цветные шутихи и рулоны искусственного шелка, которыми был набит ящик с надписью «Обменный фонд». Да и сам доктор Мессинджер был для Тони совсем недавним знакомым, и вплоть до сегодняшнего дня, когда он слег — «страдал», как выразился бы чернокожий священнослужитель, — Тони не вполне видел в нем человека.
Тони почти не жил за границей. Когда ему исполнилось восемнадцать, перед поступлением в университет его, чтобы он выучил язык, на лето поселили неподалеку от Тура у пожилого господина. (…Серый каменный дом, обвитый виноградом. В ванной чучело спаниеля. Старик называл его Стоп; в ту пору считалось высшим шиком давать собакам английские имена. Тони катил на велосипеде к замку по прямым белым дорогам, к багажнику у него был приторочен сверток с булками и холодной телятиной, мелкая пыль просачивалась сквозь бумагу и скрипела на зубах. С Тони жили еще два парня, тоже англичане, и французский он так толком и не выучил. Один из них влюбился, а другой упился в первый раз в жизни искристым «Вуврэ» на городской ярмарке. В этот вечер Тони выиграл в лотерею живого голубя, выпустил его на свободу и чуть погодя увидел, как хозяин балагана изловил голубя сачком…) Позже он поехал на несколько недель в Центральную Европу с другом из Бейллиола[24]. (Стремительное падение марки неожиданно превратило их в богачей, и они купались в непривычной роскоши в лучших апартаментах гостиниц. Тони приобрел за несколько шиллингов горжетку и подарил ее одной девушке в Мюнхене, ни слова не знавшей по-английски.) Потом медовый месяц с Брендой на Итальянской Ривьере в чужой вилле. (…Кипарисы и оливковые деревья, увенчанная куполом церковь ниже по холму на полпути между виллой и гаванью, кафе, где они сидели по вечерам, глядя на рыбачьи лодки и отражающиеся в воде огни, и поджидали, когда, взбаламутив воду и возмутив тишину, подойдет быстроходный катер. Назывался катер «Джазистка», он принадлежал франтоватому молодому чиновнику. Казалось, он по двадцать часов на дню влетает и вылетает из бухты…) Потом они с Брендой поехали как-то раз в Ле-Туке — Брэтт-клуб играл с тамошней командой в гольф. Вот и все. После смерти отца он больше не покидал Англии. Им не удавалось выкроить денег; поездки, как и многое другое, откладывались до тех времен, когда они выплатят налог на наследство; кроме того, он томился вдали от Хеттона, а Бренда не любила оставлять Джона Эндрю.
Поэтому Тони не предъявлял к путешествиям особых запросов и, решив ехать за границу, первым делом отправился в туристическое агентство и вынес оттуда кипу пестрых проспектов, рекламирующих комфортабельные морские круизы на фоне пальм, негритянок и разрушенных колоннад. Он уезжал, потому что этого ждут от мужа в подобных обстоятельствах, потому что все связанное с Хеттоном было для него надолго отравлено, потому что ему хотелось пожить несколько месяцев вдали от людей, которые знают его или Бренду, и там, где он не натыкался бы вечно на нее, Бивера или Реджи Сент-Клауда, вот с этим-то желанием убежать куда глаза глядят он и унес проспекты в Гревилль-клуб. Он состоял в этом клубе несколько лет, но наведывался туда крайне редко; не вышел он оттуда лишь потому, что вечно забывал отправить в банк указание прекратить уплату взносов. Теперь, когда Брэтт и Браун ему опостылели, он был рад, что не вышел из Гревилля. В Гревилле, клубе интеллектуального направления, состояли профессора, кое-кто из писателей, музейные работники и члены научных обществ. Нравы здесь были простецкие, так что Тони нисколько не удивился, когда к нему — он сидел в кресле, обложившись иллюстрированными брошюрами, — подошел незнакомый член клуба и спросил, не предполагает ли он поехать в путешествие. Еще больше он удивился, когда оторвался от проспектов и рассмотрел незнакомца.
Доктор Мессинджер, хоть и был молод, носил бороду, а Тони почти не встречал бородатых молодых людей. Тщедушный, преждевременно лысый, загорелый, — посреди лба, над которым вздымался бледный купол черепа, бурый загар, покрывавший его лицо, обрывался, — он носил очки в стальной оправе, и по тому, как на нем сидел синий диагоналевый костюм, было заметно, что он чувствует себя в нем неловко.
Тони признался, что подумывает о морском путешествии.
— Я скоро уезжаю в Бразилию, — сказал доктор Мессинджер. — Во всяком случае, это или Бразилия, или Нидерландская Гвиана. Трудно сказать. Границу так и не провели. Я должен был уехать еще на прошлой неделе, но мои планы рухнули. Кстати, вы, случайно, не знаете одного типа из Никарагуа, он себя называет то Понсонби, то Фитцкларенс?
— Нет, пожалуй, не знаю.
— Ваше счастье. Он только что украл у меня две сотни фунтов и несколько пулеметов.
— Пулеметов?
— Да, я всегда вожу с собой один-другой. Больше, знаете ли, чтобы попугать или для обмена, а теперь их не купишь. Вы когда-нибудь пробовали купить пулемет?
— Нет.
— Ну так вот, можете поверить мне на слово, это нелегко. Не войдешь же прямо в магазин и не спросишь с ходу пулемет.
— Да, вроде не спросишь.
— Конечно, в крайнем случае можно обойтись и без пулеметов. Но без двухсот фунтов мне не обойтись.
На коленях Тони лежал проспект, раскрытый на фотографии Агадирской бухты. Доктор Мессинджер заглянул в проспект через плечо Тони.
— Как же, как же, — сказал он. — Интересное местечко. Вы, конечно же, встречались там с Зингерманном?
— Нет, я там еще не был.
— Он бы вам понравился — очень порядочный человек.
