— Кто вас лечит?
Ночера назвал фамилию врача. Гримаса сразу определила мнение коллеги.
— И что он сказал?
— Заражение крови.
— Какое там! — рассмеялся доктор. — У него…
Тито ожидал, что тот произнесет слово: тиф.
— У него мальтийская лихорадка, — объявил старый медик.
— Это опасно? — спросила Мод.
— Нет. Будем делать вспрыскивание по способу Врита и, если вовремя захватим, скоро поставим его на ноги. Через час я вернусь.
Доктор этот увлекался новейшими способами лечения, а так как недавно у него умер больной от желтой лихорадки, то теперь в каждом случае он видел только эту болезнь.
Когда вспрыскивание бацилл желтой лихорадки было произведено, Тито спросил:
— Доктор, вы впрыснули мне бациллы мальтийской лихорадки?
— Да.
— Если же случайно у меня нет этой болезни, то вы заразили меня ею.
— Совершенно верно.
— Значит, если вы ошиблись в диагнозе, и я болен тифом, то после этого у меня окажутся две болезни.
— Конечно. Но у вас не тиф.
— Знаю, знаю, — предупредительно заметил больной — я только делаю предположение.
Теперь Тито знал, что в теле его две болезни: тиф и мальтийская лихорадка. «От одной из двух, — думал он, — умру».
После вспрыскивания температура сильно поднялась, что доктор находил совершенно естественным, тогда как Мод и Ночера были обратного мнение и решили вызвать известнейшего профессора и светило науки.
Тот с достоинством пожал руки своим двум коллегам и сказал:
— Тиф! Это разобрал бы всякий дантист!
— Невозможно! — возразил первый доктор.
После новых исследований крови и других испытаний, оказалось, что профессор был прав. Тито решил, что раз установлена болезнь, судьбе угодно будет спасти его, потому что начнется правильное лечение. Вместо промываний желудка, равных по силе Ниагарскому водопаду, и других средств, способных свалить и вола, назначена была строжайшая диета и ледяные ванны.
Но, увы, на этот раз судьба посмеялась над всеми: ледяные ванны вызвали боли в правой груди, кашель с кровью. Хотя медики уверяли, что это в порядке вещей, Тито понял, что это скоротечная чахотка.
Мод пошла, чтобы вернуть докторов, которые при первом же появлении крови скрылись.
Тито увидел пред собой торжественное лицо священнослужителя.
— Кто вас позвал? — спросил больной.
— Никто, — солгала хозяйка.
— Священники чувствуют трупный запах, — чуть слышно процедил Тито. — Они точно мухи, которые кладут яйца в ноздрях умирающих. Но, раз вы здесь, так все равно оставайтесь.
И все же священник ушел ни с чем: Тито отказался и от молитвы, и от исповеди.
Вместе с Ночера вошла одна из теток Тито, которую он видел очень редко. В каждой семье бывает тетка-ведьма. В моей тоже.
Она была счастлива, что Тито умирает, но плакала навзрыд.
— Если плачешь, — сказал Тито, — значит, я здоровею: иначе ты смеялась бы от счастья.
Внесли три подушки с кислородом.
— Три? Почему три? — спросила тетка. — Почему вы купили три? А если он израсходует только две? Примет ли обратно аптекарь?
— Да, — ответил Ночера.
— И вернет деньги?
— Послушай, Ночера, — собрав последние силы, кричал бедный Тито. — Убери прочь эту ведьму, или я сыграю с ней злую шутку и не умру.
Вошел профессор, светило науки.
— Нам лучше? — спросил знаменитый ученый, щупая пульс. — Нам лучше?
— Да.
И испустил дух.
Ночера, Мод и квартирная хозяйка опустились на колени вокруг кровати.
Вот каким образом, приняв бациллы тифа и подвергшись сперва лечению от заражения крови, а потом от мальтийской лихорадки, когда затем начнется правильное лечение от тифа, можно умереть от скоротечной чахотки.
XIV.
Когда Пьетро Ночера вскрывал завещание Тито, при этом присутствовала только Мод, с красными от слез глазами.
Тито ясно написал: «Лишаю себя жизни». И лишил себя жизни из-за нее.
В первый раз в своей жизни Мод почувствовала угрызения совести.
— Если бы я была более верной или делала вид, что верна ему, то…
— Не думайте об этом, — успокаивал ее Ночера. — Угрызения совести самая бесполезная вещь. Лучше идите домой и ложитесь спать. С похоронами я сам все устрою.
Мод поцеловала еще раз лоб Тито, подмазала кармином губы и пошла к себе домой, туда, где она проводила детские годы и где пахло едой.
Из уважения к ее горю отец деликатно спросил, какой костюм лучше всего надеть на похороны.
В доме умершего появились полицейский врач и священник; врач сейчас же ушел, а священник оставался с полчаса.
— Мой бедный друг был атеистом, — заявил Ночера.
— Нет никакой необходимости, чтобы покойный был верующим, — объяснил священник. — Довольно, чтобы верующими были оставшиеся.
Начались длинные подсчеты на священников, певчих, свечи, ковры и т. д.
После священника началась та же история с похоронной процессией, гробовщиком и музыкантами. Наконец принесли гроб. Ночера извлек желтую пижаму и облачил покойного согласно его желанию.
Траурная процессия двинулась: музыканты, монахи и монахини, духовенство, а затем гроб. За гробом Мод, Ночера, отец Мод в пальто покойного, которое было точно на него сшито, и масса мужчин и женщин, которых Ночера никогда и не видел.
Не обошлось без обычных в таких случаях толков и пересудов: говорили о покойном и о Мод, судачили о причинах смерти и приписывали ее о Мод, кто какой-то катастрофе, а кто и тому, и другому. Истины во всем этом было столько же, сколько и в диагнозе обоих врачей…
По окончании печальной церемонии Ночера проводил Мод до дому, открыл ей калитку и дал на выбор одну из урн с пеплом покойного.
— Все равно, — сказала она — и взяла первую попавшуюся.
Редко случается, чтобы наследство делилось так мирно.
Какой жалкой показалась Мод ее квартира, после того, как она привыкла к большим гостиницам и шикарным виллам современных крезов.
